После этого на одного трезвенника в комнате стало больше. Беседа велась ни о чём, я слушала краем уха, но почти не участвовала — все мысли занял вопрос, как же вытащить отсюда хотя бы кружечку, а в идеале бутылку разбавленного спиртного. О чём думал Петя, я не знаю, но он тоже всеобщего веселья не разделял.

Ребята хмелели всё сильнее, уже и язык заплетался. Петя смотрел в одну точку. Я гипнотизировала бокал, гадая, нет ли способа угадать подлитое зелье без лаборатории. Выходило, что нет, если срочно не притащить сюда Ваню, но я даже отправить за ним никого не могла.

В конечном итоге, пока я размышляла, они вылакали всё — осталось едва ли сто грамм в моём бокале. Как ни странно, больше всех пил Альберт, который не уставал жаловаться на отвратительный вкус пойла. Жаргал сошёл с дистанции рано, сладко уснув на коленях у Эржены, — из всей компании они оказались единственной настоящей парочкой.

Мы с Петей остались отвратительно трезвы.

— Никогда не думал, что пьяные так безобразно смотрятся со стороны, — пожаловался мне лис, наклонившись слишком близко, и пока я думала, что ответить, ловким движением руки убрал последние остатки вина из моего бокала.

Как меня в этот момент не разорвало изнутри — одним богам известно. Больше всего хотелось заорать и треснуть этого мальца так, чтоб искры из глаз посыпались. Вот кто его просил?! Кто?!

— Хорошо посидели, — заметила между тем Катя, а я постаралась взять себя в руки. Ногти впились в тумбочку, что разделяла нас с Петей и, казалось, я могу оставить на ней пять глубоких борозд от когтей. Меня ни одна напарница так не бесила никогда в жизни!

Равномерных, тяжёлых вдохов и выдохов мне потребовалось очень много.

— Почаще бы так собираться, — мечтательно вздохнула Эржена.

— Только почаще, боюсь, печень не выдержит, — вдруг заявила Таня.

— Печень? — навострила я уши, сразу позабыв про фонтанирующую внутри злость. Что-то этот несчастный орган тут почитают как древнюю реликвию. По-моему, за свою жизнь я о ней меньше вспоминала, чем слышала здесь, в гимназии, от разных людей.

— Да. Я смотрю на всех. Как человек глотнёт — печень аж фонариком мигает, — хихикнула Таня, а мне вдруг резко стало не до смеха. Я, конечно, ни разу не знахарь, но внутренние органы от какого-то там стаканчика винца цвет не меняют. — То синяя, то зелёная, — продолжила она, окончательно приводя меня в ужас. — Так прикольно. Жаль, портится.

Вашу бабушку за ногу! Сердце… мозги… А им нужна печень, что ли?

— Тань, а без печени человек может жить? — задала я контрольный вопрос.

— Ты что! Нет, конечно!

Значит, и с проваренной тоже вряд ли. И при осмотре глянул, что на месте все органы, а в каком они состоянии, никто и не обратит внимания — и без того каша.

— Мне, наверное, пора домой, а то стемнеет скоро, — заявила я, понимая, как хочу сейчас поделиться своей находкой с Ваней. Это же совершенно меняет дело!

— Ой, а у меня, оказывается, ещё что-то осталось! — радостно заявила Таня, будто и не услышав меня. Справедливости ради, стоит сказать, что я тоже никого не замечала, подскочив с места.

Это произошло в момент: я рванула к двери, протискиваясь в узкий проход между кроватью и Петиным стулом; Таня как-то неловко взмахнула бокалом. В итоге, те крохи, что они обнаружила у себя, оказались у меня на юбке. Я стояла, глядя на равномерно стучащие по полу капли, и не понимала, как эта прекрасная идея не пришла мне в голову раньше.

— Лидочка, прости! Я сейчас всё почищу! — встрепенулась знахарка, хозяйка тоже подскочила, видимо, желая помочь, но я категорично замотала руками.

— Нет-нет-нет! Не стоит беспокоиться! Тут бежать пять минут, я лучше дома застираю!

— Лид, ты только на меня не обижайся, — жалобно попросила Таня, чуть не всхлипнув.

Тут я не выдержала. От переизбытка чувств, я крепко обняла её и, расцеловав в обе щёки, заявила:

— Да ты что, Танечка! Ты самый замечательный человечек! Я тебя просто обожаю!

Сцена повергла в шок всех, кроме меня и наивной знахарки, которая ответила мне взаимностью и даже слезу от переизбытка чувств пустила. Петя смотрел на нас вытаращив глаза, ведь он точно знал, что я не пила. Альберт неуверенно заметил:

— Так… а… вы ж только познакомились сегодня?

— Хорошего человека видно сразу! — авторитетно заявила я и, махнув рукой на прощание, смылась, пока никто не опомнился.

Я неслась как на крыльях, пару раз чуть не упала. На улице уже смеркалось, но до темноты было ещё далеко, а ученики в выходной день расположились буквально везде. К Ване в комнату я влетела счастливая донельзя и, закрыв дверь, с порога заявила:

— Ванечка, у меня к тебе срочное дело!

Не то чтобы зельевик слишком удивился, когда я резво скинула одежду, но всё же заинтересованно спросил:

— И чем вы там занимались, что ты пришла такая возбуждённая?

— Я знаю, это выглядит странно, но понюхай, пожалуйста, мою юбку, — заявила я и только потом поняла, что он успел себе напридумывать. Поняла по взгляду, эмоции в котором было не передать. И укор, и недоверие, и немой вопрос: «Ты издеваешься, что ли?». Не выдержав, я расхохоталась, уж больно обрадовало меня последнее открытие. — Это бомба, Ваня, честно-честно.

После первого же вдоха это странное выражение с лица моего парня испарилось, однако вместо интереса он нахмурился.

Ты во что её обмакнула? — спросил Ваня тревожно, принюхиваясь сильнее. — Первый раз встречаю, чтобы в составе зелья был алкоголь.

— Ох, это прям в составе? — удивилась я. Ядрёная смесь. То-то Таня аж увидела, как внутренности корёжит. — Я не макала, кстати. Мне повезло — на меня пролили то вино, которое подогнали старостам. Уж и не знала, как вынести, а тут так подфартило.

— Старостам?

— Ага, — усмехнулась я. — И знаешь, на что этот состав влияет?

— Печень, — безошибочно определил Ваня. — Здесь клюква, лимон и куча острых специй. Есть только одна загвоздка: я ума не приложу, что за зелье делают из печени и зачем её предварительно гробить? И почему нельзя тогда взять обычного алкаша из чномсов?

— Резко гробить, — акцентировала я внимание. — Им нужно резко довести до ужасного состояния прежде практически идеально здоровую печень — ведь не зря тут так трясутся о здоровом питании.

— Условие на долгосрок![11] — сообразил он моментально и, поморщившись, добавил: — Зверское, если честно.

— Не вижу большой разницы: убить школьника ради печени или предварительно грохнуть эту самую печень, а потом убить, — пожала я плечами, однако Ваня оказался большим моралистом, чем я.