— Сейчас подвезу, — решив не терять драгоценного времени, пообещал Игорь.

Ну вот, как все удачно сложилось. И с ремонтом складня. Конечно, ювелир по своему обычаю врет, что уложится за неделю, но это уже дело десятое.

Машина Минаева медленно ползла по пыльному, плотно забитому транспортом Дмитровскому шоссе. Он уже несколько раз с трудом, рискуя ободрать борта, втискивался в щели между большегрузными мастодонтами, выигрывая несколько метров в надежде, что ему все же удастся вырваться из пробки на простор, но все тщетно — видно, впереди сломался светофор или какие-нибудь чайники въехали друг в друга, что, в общем-то, совсем немудрено в давке на московских дорогах. А ГАИ только сдирает с водителей бабки, а толку от них как от козла молока: как не было порядка, так и нет. Да и может ли он быть вообще там, где все куплено, продано и перепродано по несколько раз? В порядке должен быть кто-то заинтересован, а сейчас в нем заинтересованы лишь нищие слои населения, а кто их станет слушать? Уж точно не те, кого избирали в депутаты! Им сейчас интересен только тот, за кем денежный интерес.

В очередной раз остановившись, Куприян достал мобильный телефон и набрал номер Финка.

— Серега? Привет!

— Я внимательно слушаю, — с обычной невозмутимой язвительностью отозвался правовед. — Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: у тебя дело. Не поздороваться же ты позвонил?

— Кончай, — скучно сказал Минаев. — Действительно, есть дело и надо повидаться.

— Ты где?

— Увяз в пробке на Дмитровском.

— Чего тебя туда занесло?

— Это к делу не относится, — отрезал Куприян. — В общем, сиди и жди до упора. Понял?

Несмотря на все старания, домой к Щапе удалось попасть только ближе к обеду. Хозяин любезно предложил перекусить, но Минаев отказался:

— Некогда.

— Как знаешь, — равнодушно пожал плечами Финк и проводил гостя в кабинет. — Что у тебя?

— Вот, — Куприян выложил на стол конверт. — Очередной заказ, потом подброшу еще работенку, но это нужно побыстрее. Так там и скажи.

— А-а?.. — Щапа выразительно помусолил пальцы.

— Деньги им уже перевели: сейчас это быстро, электроника. Пусть не чухаются.

— Хорошо, — адвокат прибрал конверт. — Сколько у тебя еще намечается клиентов?

— Не знаю, — честно ответил Минаев. — Ты прекрасно понимаешь, не я заказываю музыку! Все идет по цепочке, и где она кончается или начинается, у меня нет никакого желания выяснять.

— Да уж, — скривился Щапа и цинично заметил: — За тебя даже конвертика не пришлют.

— За тебя тоже, — обиделся гость.

— Вполне вероятно, — неожиданно легко согласился хозяин. — Извини, если у тебя все, то давай распрощаемся. Мне нужно еще сегодня кое-куда поспеть.

— Удачи, — пожелал на прощание Куприян.

Закрыв за ним дверь, Финк вернулся в кабинет, открыл конверт и осторожно, чтобы не оставлять на глянцевой стороне отпечатков пальцев, вынул фото. Всегда любопытно поглядеть, кого ты должен отдать — вдруг, увидишь знакомое лицо или, упаси Бог, свое собственное?! Хотя такое мало вероятно, и не потому, что его так любят или он так нужен, а потому, что просто пристукнут без лишних затей — и все дела. А чтобы не пристукнули, нужно быть предельно осторожным, необходимым и похожим на ядовитую букашку, которую лучше птичке не клевать, чтобы потом не мучиться животом.

Да, любопытно взглянуть, поскольку это могло потянуть за собой ниточку весьма полезной информации. Финк аккуратно смотает ее в клубочек и спрячет в тайничке памяти до лучших времен, когда эта информация может вновь понадобиться — вдруг именно она вскоре будет стоить бешеных денег или поможет ему разом превратиться в ядовитую букашку?

Лицо мужчины на фото оказалось совершенно не знакомым и не вызвало никаких ассоциаций. Оно даже чем-то не понравилось адвокату, вызвав глухую неприязнь. И тем не менее в нем было нечто, наводящее на суеверные мысли о грядущих неприятностях: наверное, лучше его действительно поскорее отдать и пусть там не тянут резину!

Спрятав фото в конверт, правовед сделал несколько телефонных звонков, потом переоделся и поехал в фирму Маркина. Как всегда, его не заставили долго ждать в приемной, и вскоре Щапа очутился в кабинете главы акционерного общества «Ачуй».

— Давненько ты у нас не появлялся, — Колчак вышел из-за стола и подал гостю руку, одновременно усаживая его в кресло. — Давненько.

— Ну, Гриша, не стоит кокетничать, — адвокат растянул в подобии улыбки тонкие губы под черными усами. — Не так уж и давно. Важно, впрочем, не сколь часты, а насколько приятны визиты.

— Угощайся, — Маркин подвинул к правоведу шкатулку с сигаретами.

— Неизменный «Ротманс»? — взяв сигарету, улыбнулся Щапа. — Приверженность традициям — залог стабильности?

— Пожалуй, так.

— Ну, тогда по традиции я должен передать тебе кое-что.

Прежде, чем открыть кейс, Финк, как всегда, с немым вопросом обвел глазами комнату, как бы спрашивая, можно ли здесь быть вполне откровенным, и Маркин, тоже как всегда, сделал успокаивающий жест: все нормально. Он действительно регулярно проверял помещение, опасаясь всех — и конкурентов, и оперативников. Ну их к бесу, лучше отдать лишние деньги технарям и потом спать спокойно. Адвокат положил на край стола конверт. Колчак взял его, но не открыл, а повертел в пальцах и с иронией сказал:

— Тут я недавно по телеку один фильм занятный видел из древней истории. Там мужик на лодке через реку перевозил за деньги из царства живых в царство мертвых.

— Харон? — с чувством превосходства образованного человека усмехнулся адвокат, и тут же получил за это.

— Ага, Харон. Вот ты, Серега, только не обижайся, мне его очень напоминаешь: тоже вроде как конвертик передал, а на самом деле за денежку человечку помог переехать из царства света в царство вечной тьмы и холода.

Финк чуть не поперхнулся дымом сигареты: ничего себе философские мысли начали посещать светлую голову господина Колчака? Уж от кого от кого, а от одного из заправил криминального мира услышать подобное Щапа никак не ожидал. Следовало достойно ответить, но так, чтобы легкая словесная пикировка обернулась шуткой, а не переросла в свару — злопамятность Маркина слишком хорошо известна.

— Знаешь, как сказано в Талмуде? — лукаво прищурился адвокат. — «Всякий труд важен, ибо облагораживает человека… Большего уважения заслуживает живущий от трудов своих, чем тот, кто кичится одной своей богобоязненностью». Вот так.

«Ловко вывернулся, стервец, — с некоторой долей восхищения подумал Колчак. — Умеют же некоторые… Им хоть лей в глаза, а все Божья роса. Хотя, чего далеко ходить, этот еще сошка мелкая, а посмотри на властьпредержащих?! Но коли тебя самого за руку схватят, попробуй только на них кивнуть!»