«Стеф, он тебя провоцирует! Не отвечай!» – взмолился я.

«Не дурнее лошади, Оли. И потом, тут другое», – отозвался Страж. Пояснять, однако, что именно тут другое, не стал, вернулся к разговору с подсылом.

– А ты сам-то чего думаешь? Действительно ли я Святой Воин?

– Не следовало мне того говорить, я знаю, что тайна это, но отец Василий сам тебя так называл. А он не из тех, кто ошибается.

– Ну, ежели отец Василий сказал…

– А ты не насмешничай, граничник! Мне от твоих шутеечек ни холодно ни жарко!

– Да, вижу…

– Что «видишь»? – тут же всполошился дьяк.

– Вижу, что мужчина ты серьезный…

– Тьфу на тебя!

Соглядатай в сердцах и вправду сплюнул на землю, дернул узду и покинул наше общество. А Стеф, выждав чуть меньше минуты, буркнул:

– Помрет скоро.

«Ты, никак, прибить его решил?» – поддел я напарника.

«Да нужен он мне, Оли! Я про другое – помрет он скоро. Печать на нем».

Я, в переносном, естественно, значении, открыл рот и захлопал глазами.

«Какая еще печать?»

«Какая-какая… – будто бы сомневаясь, стоит мне говорить или нет, Страж взял паузу. Потом решительно, словно присохший бинт от раны отрывая, рубанул: – Смертная печать на нем! Дня три бедолаге осталось!»

Лучше бы я был искусственным интеллектом, ей-ей! Заскрежетал бы своими мозгами, поймал логическую ошибку, да и завис бы к всеобщему удовольствию. Но, увы, такой возможности увильнуть от разговора у меня не имелось.

«Ты видишь печать смерти? Давно?»

«Знаешь, до выхода из болот не на ком было проверять, – с горькой иронией проговорил Стеф. – В монастыре первый раз заметил, на труднике из местных. У него чело светилось. А к утру помер – помнишь?»

Что-то такое смутно я действительно помнил. Старый, как сказка, дед из общинников, живущих при монастыре, вчера утром действительно отдал Богу душу. Никого это и не удивило, жизнь в старике и так теплилась едва-едва, так что монахи просто унесли тело, а я и не вспомнил бы о нем, если бы подопечный не напомнил.

«Анубис!» – догадка всплыла, словно только и ждала, когда ее позовут.

«Я тоже так думаю, – Стеф отогнал овода от лица. – Он же проводник мертвых, да? Я, получается, когда его развеял, что-то от него перенял».

Анубис, Аид, Оркус, Грох, Мара, Шолотль и еще множество имен у разных народов обозначали одну и ту же личность – бога смерти, жрицы которого похитили Стража, а тот не стал оправдывать надежды и затраченные усилия, взял, да и развоплотил падшего ангела невероятно мощной молитвой из арсенала ревнителей. После чего взрослый граничник вернулся, хотя ведьмы и говорили, что Золотоголовый убивает тех, кого делает одержимым.

«А еще что-нибудь в себе новое не ощущаешь?» – уточнил я.

«Вроде как нет».

«Вот же…»

«…аббатство!» – закончил за меня Страж.

«Ага…»

Вот, получается, почему Стеф все это время молчал, не желая разговаривать даже со мной. Он обнаружил в себе часть возможностей уничтоженного им бога и попросту боялся. Не меня даже, а самого себя. Пытался переварить произошедшее и только теперь решил открыться.

«Послушай, – начал я, справедливо рассудив, что сейчас моему подопечному как никогда требуется наставитель. – Ты же не вбил себе в голову, что теперь поражен скверной падшего?»

«Не то чтобы вбил… Но… Оли, а что еще я мог подумать!»

«Кабы головой это делал, а не задницей – много чего! Сам подумай – как ты Анубиса уничтожил?»

«Чином изгнания. Но я этого не помню, только с твоих слов!»

«Неважно. Я для того и существую, чтобы фиксировать происходящее с тобой. Вернемся к теме – чин изгнания. Молитвенное заклятье, которое что делает?»

«Ты меня экзаменуешь, что ли?» – я зафиксировал растущее раздражение Стража.

«Не мешало бы, раз ты все знания растерял, – не смутился я. – Итак, что делает чин изгнания?»

«Молитвой призывает силу Божию для изгнания духов нечистых, через грехи в тела человеческие пробравшихся», – послушно процитировал Стеф строчку из наставления.

«Вот, – похвалил его я. – Именно – силу Божию, голова твоя деревянная! То есть ты не магом сделался с силой великой, а лишь проводником воли Его. А если это так, то?..»

«Что?»

«Кто ты такой, тупица, и куда дел моего подопечного? Ключевое здесь – сила не твоя, а Господа! Он, а не ты, уничтожил Анубиса, а значит, то, что тебе от этого псоглавца перепало – не скверна, а воля Его».

Лицо мужчины немного просветлело после этих моих слов. Но ненадолго, вскоре он снова нахмурился.

«Ну не знаю, Оли! Ересью как-то тянет. Подгонкой фактов под ситуацию. На Трибунале это вряд ли так же будет воспринято».

«Стефан. Ты со мной-то не крути, ладно? Ты для того, чтобы скрыть данный факт, и затеял эту сделку с викарием!»

Теперь-то для меня это было очевидным. Поначалу я голову ломал, зачем Страж, всегда от интриг иерархов бегущий, вдруг решил пойти навстречу отцу Василию. А теперь, когда он рассказал, что способен печать смерти видеть, до меня дошло.

«Трибуналу и без твоих новых даров есть с чем разбираться. Я-то точно буду молчать, у меня же память повреждена».

На том мы и порешили. И остаток дороги потратили на обсуждение нашего поведения на предстоящем Трибунале, чтобы не проколоться. А уже в сумерках увидели стены Нижнего Новгорода.

В сравнении с городом, что стоял здесь до открытия Разломов, нынешняя столица православной епархии Ассамблеи была небольшим поселением на месте слияния двух рек – Волги и Оки. Но это смотря с чем сравнивать: если с прежним мегаполисом на пару миллионов жителей, то да, небольшой, а по нынешним временам смотреть – крупнее Новгорода городов не было. Сегодня здесь проживало, страшно подумать, почти триста тысяч человек.

До Темных веков Ока делила поселение на две части – нагорную, на правом берегу, и заречную. Сейчас же весь Новгород расположился справа по течению реки, в месте, ранее называемом Дятловыми горами, а низменное левобережье до сих пор лежало в руинах. С каждым годом следов старого города становилось все меньше и меньше: предприимчивые нижегородцы растаскивали его на строительство своих домов и городских стен.

Нижний Новгород имел два кольца стен. Одно внутреннее, старое, поставленное еще в незапамятные времена вокруг кремля, а второе – новое, до сих пор возводимое из подручных материалов. И вроде бы и незачем в центре церковных земель за стенами прятаться, но епархия считала иначе.

Наша компания, возглавляемая викарием, дождалась парома, переправилась через реку и уже почти в полной темноте подъехала к внешнему кольцу стен, освещаемых стоящими через каждые пятьдесят метров чанами со смолой. Воротники сперва не хотели нас впускать, но, услышав раздраженный голос заместителя нижегородского епископа, быстро свое мнение изменили и распахнули калитку.