— Безрадостно все это как-то, Павл, — немного помолчав, произнесла Ирана.

— Трудно не согласится, — ответил Головин.

В этот момент подъемник замер, и Мираж увидел шахту, она уходила куда-то вглубь острова, высота свода была примерно метра два с половиной, несколько ржавых вагонеток на рельсах. Лампы под потолком имелись, а еще прямо рядом на стене расположился щиток с одним рубильником.

— Сейчас свет зажгу, — распахивая низенькие дверцы и сходя на каменный пол, сказал Головин. Он бросил взгляд вверх. — ИИ, ты можешь прикинуть, на какой мы глубине.

— Не прикинуть, а точно сказать, сорок четыре метра отсюда до потолка центральной пещеры.

— Ладно, будем надеяться, что никто свет не увидит.

Головин снял очки, чтобы по глазам не ударило, нащупал рубильник и опустил его вниз. Свет вспыхнул мгновенно. Хотя, что значит, вспыхнул? Освещение тут было посредственное, ламп много, но тусклых, их едва хватало, чтобы разогнать тьму на пару метров. Головин оценил площадку, после чего прошелся по кругу и разбил все, что освещали подъемник. Теперь сверху не разглядеть, хотя… Он вошел в тоннель и разбил еще парочку ближайших.

— Пошли, — позвал он Ирану, которая по прежнему стояла на платформе.

— Прохладно тут, — зябко подернув плечами, произнесла исследовательница.

— Придется потерпеть, — развел руками Головин. — Но кое-что я могу для тебя сделать. — Он стянул с себя теплый черный с серебром мундир «гусей» и накинул женщине на плечи.

— А ты как же? — попытавшись отстраниться, воспротивилась она.

— Не переживай за меня, — улыбнулся Головин, — мне этот холод ни что, я могу в мороз на снегу спать, только будет сыро и не слишком удобно. Так что, одевайся и не думай.

Головин говорил правду, его оболочке было и вправду плевать на подобную температуру. Как-то в столице пару лет назад он зимой вышел голышом на балкон покурить, а на улице было почти минус десять, это была одна из самых холодных зим за два десятка лет, так вот, он не чувствовал особого дискомфорта, а Дия все это время сидела на кровати, закутавшись в одеяло, откуда только нос торчал. Мираж улыбнулся Дию он вспоминал светло, тоска больше не рвала сердце, она навсегда останется с ним. Но ее уже нет, а ему надо жить дальше. Он бросил взгляд на Ирану. Она была полной противоположностью Дии. Правда, его смущало то, что она из семьи. Да, он уважаемый богатый человек, но отношения с женщиной из рода, это возможно только в одном случае, если она, как Марта, старуха, у которой он жил несколько дней, покинет род или будет изгнана. А он подобного для госпожи ар Кей не хотел.

Ход вывел в еще один большой зал, из которого в разные стороны вело четыре тоннеля. Здесь нашлась еще пара вагонеток, заполненных обломками сиреневого камня, похоже, именно его тут добывали. Головин огляделся, пара скамеек для отдыха, рядом стол, на котором лежат скрученные в трубку бумаги, возле них железная помятая кружка, несколько бидонов с закрытыми крышками, они были точно такие же, как те, что приволок в лагерь Рир.

— О, плитка для приготовления еды, — обрадовалась Ирана, указывая под стол. — Только вот готовить нам нечего. Хорошо, что успела хотя бы половину каши съесть, вино жаль, только пригубила.

Головин на это ничего не сказал, каша, вино, его кружка с саввой, приготовленная заботливым Ханом… Он бросил его там, в лагере, бросил своих людей.

— Ты ничего не мог сделать, — подал голос ИИ. — Разве что умереть вместе с ними. Не было у тебя ни одного шанса вытащить оттуда никого даже Хана, не выдержали бы платформы, по которым ты скакал. Счет шел на секунды.

— В моем мире было время, когда офицеры, потерявшие свой отряд и потерпевшие поражение, стрелялись.

— Ну, пойди, застрелись, внучок, — неожиданно подал голос дед. — Поступи благородно. По совести. Дело не сделано, люди потеряны. Девица, которую ты вытащил, помрет вскоре, а потом к пирсу подойдут корабли с остатками твоих людей и гвардией рода Дорк, и все они на дно пойдут, поскольку некому их будет предупредить. Так что, давай, поступи благородно.

— Опять энергия просела резко, — подал голос ИИ, — дед явился?

— Он самый, — подтвердил Головин, — прочитал непутевому внуку нотацию о том, что себя жалеть негоже, дело надо делать.

— Прав он. Вжился ты в этот мир, друзьями обзавелся, родным он для тебя стал, и надо сделать так, чтобы он снова не погиб. А люди твои… Ну что, люди? Наемники они, не тут, так в другом месте голову бы сложили, и сделать ты ничего не смог бы. Жалко их, но жизнь-то продолжается, и чтобы их смерть была не напрасной, ты должен выжить и спасти других, что придут следом, и уж точно не дать вырваться с острова твоему врагу.

Головин мысленно согласился с соседом. Да, он оставил своих людей, да, он бежал, но бежал не потому, что струсил, а потому, что если бы остался в лагере, разделил бы их судьбу, и тогда точно конец всему. Он человек, который обладает уникальной информацией и возможностями остановить все это. Был бы хоть один шанс спасти лагерь, он бы им воспользовался, но враг на этот раз сделал все, как надо. Как он добрался до висящего высоко в небе фарадэра? Ведь когда Головин возвращался в лагерь, он видел красный огонек, который зажигали на летучей лодке, чтобы обозначить себя. И тот был высоко, но как-то враг подчинил себе капитана, и тот спикировал на лагерь. Да уж, идеальный расчет. Разом решены две проблемы — убран наблюдатель и уничтожен противник, вторгшийся на его территорию. То, что выжили Головин и Ирана, случайность, не выскочи он из шатра посмотреть на снижающийся фарадэр, и все, не уйти.

— Молодец, внучок, — подал голос дед, — ты пришел к правильным выводам. А теперь спасай свою бабу, а то окажется, что зря тащил.

Головин резко развернулся, Ирана стояла лицом к нему, пристально наблюдая за ним, держа в руках кружку, а из стены за ней, возник призрак, ему оставалось сделать всего один шаг.

Головин не стал ничего кричать, легкий пас рукой, и Ирану снесло в сторону, протащив спиной по полу. Активация перчатки, и молния, угодив призраку точно в грудь, превратила его в лужу эктоплазмы, которая растеклась по каменистому полу.

— Спасибо, дед, — шепнул он одними губами, зная, что будет услышан.

— Откуда он взялся? — подала голос Ирана, поднимаясь с пола и потирая туго обтянутый штанами зад.

— Из стены. Наверное, хотел спросить, кто пьет из его кружки, — ухмыльнулся Головин. — Была же теория, что они