– О, мсье знает такие сложные слова! У меня родственников не было, вернее – их совсем мало. Я была единственным ребенком в семье. Мать с отцом погибли в катастрофе на железной дороге, я осталась жива. Тетя взяла меня к себе, вырастила, а когда мне исполнилось четырнадцать, пристроила в официантки.

– Замолчи, я знать ничего не хочу о твоем прошлом. Я спрашиваю себя: что он с ней делал, мой зять?

– Он ее муж и мог делать, что хотел.

Лорик зажег вторую сигарету. Его мучило любопытство и желание снова оказаться рядом с Сидони.

– Я так не думаю. Женаты они или нет, мужчина не может навязывать свои желания серьезной, стыдливой девушке! Я знаю свою сестру. Она та еще недотрога!

Дора скептически усмехнулась в темноту и пообещала себе, что они с Жасент станут подружками, и уж у нее-то она разузнает побольше об этой «целомудренной» Сидони.

– Пойду и утешу ее! – вдруг заявил Лорик. – Я так радовался, что снова дома, с семьей, и никто не сможет испортить мне эту радость, – уж точно не какой-то там Журден Прово!

* * *

Пьер оставил огарок свечи зажженным – вместо ночника, потому что Анатали боялась темноты. Жасент легла, вдоволь насмотревшись на племянницу, которая спала, разметав темные кудри по подушке.

– Она ничего не слышала, – прошептал Пьер, лежащий рядом с ребенком. – Невинным детям лучше не знать о размолвках взрослых.

– Журден ушел, он переночует у нас дома, – сказала Жасент. – По-моему, он очень расстроен.

– И есть из-за чего! Лорику не следовало вмешиваться.

– Я тоже так думаю, – отвечала молодая женщина, устраиваясь поудобнее на мягкой постели. – Как только он встанет, я его отругаю – но так, чтобы родители не услышали и не устроили скандал. В доме все должно быть тихо и спокойно – ради мамы, а она, слава богу, поправляется. Завтра утром я поджарю ей яичницу на сале, ей нужно набраться сил. Господи, ну и день! И ночь не лучше…

Жасент протянула руку над лежащей между ними девочкой. Пьер пожал пальцы жены, а потом, приподнявшись на мгновение, поцеловал их.

– Отдыхай, Жасент! Ты больше суток не спала. Ты очень устала.

Молодая женщина в изнеможении кивнула и закрыла глаза. Она немножко отдохнет и уже тогда подумает о горестях Сидони и о неожиданном возвращении Лорика… Нужно будет еще подогреть воды, чтобы выкупать новорожденного, и помочь искупаться Анатали, которой в сложившейся ситуации они уделяли меньше внимания, чем следовало бы.

«Матильда не спит… Если вдруг что-нибудь случится, она сразу услышит. Она нас оберегает…»

Успокоив себя этой мыслью, Жасент провалилась в забытье, и сны ей этой ночью не снились.

* * *

Сидони все рыдала и рыдала, забившись под одеяло. Почувствовав чье-то прикосновение, она, всхлипывая, дернула плечом.

– Уходи, Жасент, я скоро успокоюсь.

– Это я, Лорик! Зачем эти горькие слезы? Тебе нечего стыдиться, чего не скажешь о твоем муже…

Девушка застыла от ужаса. Это было ужасно, немыслимо – ее брат здесь, сидит на краешке кровати. Она приказала еле слышно:

– Уходи сейчас же! Предупреждаю, я могу закричать и разбудить всю семью, даже маму. Я ненавижу тебя, видеть тебя не хочу. Ты меня унизил, да еще и избил моего мужа.

– О твоем муже я и хотел поговорить. Он не имеет права над тобой издеваться.

– Чушь! Ты обвиняешь, не зная, в чем дело! Ты ничего не понимаешь. Выйди!

У Сидони хватило смелости откинуть одеяла и сесть на постели. Она тут же включила прикроватную лампу и увидела брата. Окруженное ореолом золотистого света, его лицо было совсем близко – темная прядь, упавшая поперек лба, яркие губы, блестящие от волнения глаза… «Дьявольская красота! – подумала Сидони. – Надо же, я совсем забыла, как он хорош!»

Лорик тоже жадно всматривался в ее лицо, от чего воздерживался весь вечер – вокруг было слишком людно, всем приходилось играть привычные роли, в том числе и им с Сидони – роли брата и сестры, воссоединившихся у изголовья ослабевшей матери, приходящей в себя после сложных родов. «Сидо такая красивая, лицо у нее нежное, утонченное… – думал Лорик. – Соблазнительная, неотразимая, обворожительная!»

Только теперь он заметил важную деталь и даже вскрикнул от неожиданности.

– Сидо, твои волосы! Ты их обрезала!

– Чш-ш-ш! Незачем так орать. Да, я сделала модную стрижку. А почему бы и нет? У Доры тоже короткие волосы, и ты как-то с этим миришься.

– Дора меня не волнует. Исчезни она сейчас из моей жизни, я через час и не вспомнил бы о ней. Ты – совсем другое дело. Там, в Виктории, я держал твою фотографию на прикроватном столике. И представлял, что ты – моя невеста…

Лорик передернул плечами и невесело усмехнулся. Сидони даже бровью не повела, продолжая спокойно смотреть на брата.

– Зачем тебе было так поспешно выходить за этого типа? Он что, сделал тебе ребенка?

– Нет. Видишь ли, это у него никак не могло получиться.

– Ничего я не вижу, кроме того, что он поступил с тобой дурно в доме твоих родителей, в нашем доме, в тот самый вечер, когда я спал в соседней комнате! У меня рука чесалась врезать ему еще!

Лорик стиснул кулаки, и у него на лице отразилась такая злость, что его уже невозможно было назвать красивым. В отчаянном порыве он упал на кровать, спрятал голову на груди у Сидони и крепко-крепко ее обнял.

– Сидо, жить вдали от тебя – это была пытка, мучение!

Не отвечая, она стала гладить его по волосам, безотчетно прижимая его голову к своей девственной груди.

– Я пережила ту же пытку, те же мучения, Лорик! Часто мне хотелось позвонить тебе и попросить вернуться. А временами я мечтала, что сяду на поезд и проеду через всю страну, только чтобы тебя увидеть. Но лучше было этого не делать. Я была спокойна и могла мечтать сколько угодно – когда ты был на другом конце континента… Но как же я по тебе скучала! Я так много думала о тебе, что поскорее вышла замуж за Журдена, только бы не наделать глупостей. Я уже несколько недель живу в Сент-Эдвидже, в доме его матери.

Не переставая поглаживать брата и прижимать его к себе, Сидони рассказала, почему ей пришлось покинуть дом, где прошло их детство. Вспомнила и о пощечине, полученной от разгневанного Шамплена, после того, как она намекнула на любовную интрижку Эммы и Пьера, и о том, что Пьер тут же решил во всем признаться тестю.

– Рядом с Дезире и Журденом мне было хорошо и спокойно. Она очень добрая женщина, он хороший парень, ласковый и терпеливый, и совсем не похож на полицейского…

– Ласковый и терпеливый? Табаруэт! Ты совсем за дурака меня держишь? – возмутился Лорик.

– Не говори так. Просто я не могу рассказать тебе всего. Это слишком интимные вещи.

Сидони высвободилась из его объятий и заставила Лорика снова сесть на кровати. Девушка уже не испытывала такого острого стыда и огорчения – благодаря присутствию брата-близнеца, благодаря соприкосновению с его крепким телом.