– Альберта? – позвала Матильда, вглядываясь в бесстрастное лицо роженицы – воскового оттенка, с закрытыми глазами и легкой благостной улыбкой на губах, которые никогда больше не разомкнутся.

«Господи, нет! Только не это!»

Знахарка сдернула одеяло и увидела под ягодицами роженицы большую лужу крови – отвратительное огромное пятно, объясняющее, что случилось. И тогда Матильда закричала – изо всех сил, прижав руку к груди. Это был рев обезумевшего зверя. Вопль возмущения, непонимания, неверия перед лицом несправедливой смерти, постигшей Альберту, и неизбежности, которая напомнила ей о многих других смертях: о Леоне, которого она так любила, будучи шестнадцатилетней; об Эмме в красном платье; о детях и стариках, жизнь которых унесли пожары 1870 года, суровые зимы и эпидемии, лютовавшие пятнадцать лет назад, в Первую мировую…

Крик отчаяния поставил на ноги весь дом. Лестница затряслась под тяжестью бегущих ног, и молодежь ворвалась в коридор первого этажа – впереди всех Жасент с Сидони, обе в ночных рубашках, за ними по пятам – Лорик.

– Младенец! Где младенец? – всплеснула руками Матильда, встретившая их на пороге мастерской. – Господи, бедные мои дети, какое несчастье! Мадам Альберта умерла! И маленький Калеб пропал из колыбели. Я думала, он тут, с матерью!

– Мамочка! – заголосила Сидони, бледнея.

В следующее мгновение она потеряла сознание. Лорик подхватил ее в последнюю минуту, так что она не ударилась головой об пол. Юноша застыл на месте, оторопевший, не способный пошевелиться. И только Жасент влетела в комнату, оттолкнув знахарку в сторону. Открывшаяся картина ее обескуражила. Если бы не эта мертвенная бледность, можно было бы подумать, что Альберта спит.

– Матильда, что тут произошло? – слабым голосом спросила Жасент. – И где папа?

– Господи, мне-то откуда знать?

Где-то рядом, в шаге от них, пискнул младенец. Это Пьер спустился на первый этаж с крошкой Калебом на руках. Лорик, который все еще удерживал в своих объятиях бесчувственную Сидони, вскрикнул от изумления. Жасент подбежала к мужу, говоря на ходу:

– Я вспомнила! Папа около часа назад принес мне Калеба и попросил подержать его немного у себя, потому что малыш плачет и мешает маме спать.

И, ничего к этому не прибавив, молодая женщина ринулась в кухню. Зовя отца, она резко отдернула занавески с ближайшего окна. По-прежнему шел снег, и знакомые очертания дворовых построек исчезли под заносами, превратившись в округлые белые глыбы.

– Боже мой, папа… – прошептала Жасент.

– Пойду его поищу! – вскричал Пьер, передавая младенца Матильде.

– В пижаме?

– Ничего, надену куртку с капюшоном и ботинки, – отвечал он.

В тот же миг раздался душераздирающий стон – это пришла в сознание Сидони. Опираясь на Лорика, она неверными шагами направилась к сестре и зятю.

– Жасент, скажи, это правда? – жалобно спросила она. – Ты же видела маму! Ради всего святого, скажи нам, что она не умерла!

– Иди и поцелуй ее на прощанье, Сидо! И ты тоже, Лорик. Увы, никаких сомнений нет!

– И ты говоришь это с таким спокойным видом, словно тебя это не касается! – сердито выпалил брат. – Жасент, этого просто не может быть! Я вернулся домой, не пробыл тут и двенадцати часов – и она умерла? Моя любимая, моя лучшая на свете мама умерла?

Он отпустил Сидони и, ослепнув от слез, с силой ударил кулаком о стену. Единственное, чего он добился, – это разбил костяшки на двух пальцах.

– Что изменится, если я буду кричать, рыдать, стучать кулаками, раздирать себе ногтями лицо? – возмутилась Жасент. – По моему скромному мнению, нет ничего плохого в том, что человек ведет себя пристойно. Мое горе… Я знаю, чего лишилась, можете в этом не сомневаться. Но сейчас нужно подумать о детях – об Анатали и о младенце. А, вот и ты! Девочка моя, солнышко, иди сюда!

Анатали разбудили крики взрослых. Она встала и, как ее учили, надела халатик (который ей сшила Альберта из шерсти, сотканной собственными руками), а потом спустилась на первый этаж. Белый кот Мими следовал по пятам за хозяйкой.

– Какой красивый у бабушки ребеночек! Дядя Пьер мне его показывал, – с серьезным видом заявила малышка. – И я даже его поцеловала!

Появление девочки в кухне вызвало новое замешательство, усилившееся после ухода Пьера. Каждый думал о том, что теперь, когда Альберты больше нет на свете, кому-то нужно будет позаботиться об Анатали с Калебом.

– Разведу-ка я молоко, которое вчера принес доктор, и налью его в бутылочку, – сказала Матильда. – И мне тревожно за Шамплена, очень тревожно. Он наверняка знает, что Альберта умерла. Поэтому и ушел – не мог на нее смотреть.

– Но сначала принес мне Калеба, – добавила ошеломленная Жасент.

Сидони с Лориком обменялись скорбными взглядами и, взявшись за руки, пошли в мастерскую.

Анатали, хмурясь, села за стол. Она услышала последние слова знахарки, и ее маленькое сердечко забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. И все же ее вера в чудеса была сильна, как у всех детей, и она ожидала, что вот-вот кто-то скажет, что это неправда.

– Я приготовлю тебе какао, оно ведь тебе так нравится, – вздохнув, сказала Жасент племяннице. – И намажу маслом пару ломтиков хлеба.

– Нужно отвести вашу девочку к соседке, – буркнула Матильда. – Я могу это сделать, потому что все равно пойду к Артемизе – хочу попросить ее, чтобы она покормила маленького Калеба. Она еще не отняла свою младшенькую, Цезарин, от груди, хотя той уже восемь месяцев. Так всем будет спокойнее.

– Твоя правда, Матильда. Но я считаю, что нужно сказать девочке правду.

– Нет, этим ты только доведешь свою племянницу до слез.

– Бабушка умерла, да? – тихо спросила Анатали. – Бедная, она была такая хорошая!

Лицо у девочки погрустнело, уголки губ опустились, и она заплакала, утирая слезы тыльной стороной ладошки. Взгляд ее золотистых глаз скользнул по кухне, словно она надеялась увидеть знакомую фигуру. Никогда больше Альберта, поддерживая свой обтянутый платьем беременный живот, не встанет из-за ткацкого станка, чтобы пройти к кухонной плите…

– Моя куколка, иди ко мне на колени! – воскликнула Жасент, усаживаясь на скамью. – Иди же!

Она нежно обняла племянницу, которая теперь рыдала от горя. Тут и у Жасент впервые сдали нервы: она заплакала, ища утешения в прикосновении к хрупкому телу Анатали, которое поглаживала, продолжая всхлипывать.

– Ты теперь будешь жить с нами на улице Лаберж. Наш пес и твой котик подружатся, вот увидишь! И Пьер будет счастлив. Он очень тебя любит, а я – еще больше.

– А ребеночек? Кто его заберет?

– Может, несколько недель он побудет у нашей соседки Артемизы. Ты с ними уже познакомилась – с Артемизой и ее мужем Жактансом. Они хорошие люди. А потом дедушка будет растить маленького Калеба, а мы станем ему помогать.