я пристроился на стуле рядом с Гришкой. Он так и продолжал лежать. Грудь его вздымалась еле-еле, со стороны можно было подумать, что он умер. И на виске билась жилка.

Я посмотрел на его голову и меня словно молнией ударило — от затылка Гришки в потолок уходила тоненькая зеленоватая призрачная нить. Такая же, как была у Юлии Павловны и у того комсомольца. Правда у Гришки она была совсем тонкая, возможно поэтому я ее не сразу и обнаружил.

— Гришка… — тихо позвал я, — ты меня слышишь?

Некоторое время ничего не происходило, затем веки Караулова чуть дрогнули.

— Гришка, ты куда ходил? Что с тобой случилось? — продолжал спрашивать я, в надежде. Авось ответит.

— К м-м-м… — пробормотал Гришка.

— Кобелиться к бабам ходил? — спросил я.

Веки Гришки опять дрогнули.

— К Марии Магдалине?

— Хх-х-хаа-а, — прохрипел Гришка и его выгнуло дугой. На губах появилась пена, он захрипел сильнее.

— Что здесь происходит? — в учительскую вбежал встревоженный Гудков. Из-за его спины выглядывал Зёзик.

— Гришщка на секунду очнулся, — сообщил я, — говорит, к Марии магдалене ходил и там с ним так…

— Это она его? — охнул Зёзик.

— Не сказал, — развёл руками я, — только имя её сказал и всё.

— Надо с этим вертепом с утра разбираться! — зло рыкнул Гудков, — не позволю всякой контре моих людей гробить.

— Так, может, и не она это… — я уже был сам не рад, что сказал: сейчас Гудков «с шашкой наголо аки Чапаев» ворвётся туда, всех поразгонит, а у меня были кой-какие планы на «сестёр».

— Так, а ты почему здесь? — уставился на меня Гудков, только сейчас, видимо, сообразив, что я здесь быть не должен.

— Люся вышла во двор, я вместо нее дежурю, — ответил я.

— Я про то, — поморщился Гудков, — ты где весь вечер и всю ночь был?

— Дело молодое, — уклончиво ответил я.

— Я вам всем что сказал⁈ Что сказал⁈ — вызверился Гудков, — моё слово, что ни для кого ничего не значит? Одного принесли никакого, второй утром припёрся!

— Вы чего здесь кричите? — в учительскую вошла Люся и недовольно шикнула на Гудкова, — раскричались. Места больше поругаться нету? Надо возле умирающего обязательно орать?

— Всё, Люся, мы уходим, — примирительно выставил ладони Гудков и повернулся ко мне, — иди за мной!

Делать нечего, поплёлся за ним.

Мы вышли во двор и отошли аж за угол, чтобы не разбудить остальных. И тогда Гудков начал на меня орать. Минут десять, а то и все пятнадцать. Я не спорил. Стоял, опустив голову. Пусть выпустит пар, всё равно ничего не докажешь же.

— Да ты понимаешь своей дурьей башкой, что тебя тоже укокошить, как Гришку, могли⁈ — орал Гудков, — я же русским языком сказал, чтобы никто никуда сам не уходил! Тем более на ночь! Это же…

— Макар, тише, — Зёзик, который тоже увязался с нами, тронул Гудкова за плечо и показал на улицу, где как раз шла баба с коромыслом и остановившись, с любопытством прислушивалась к нашей «беседе».

— Да я же…

— Макар, сейчас по селу пойдёт, — тихо сказал Зёзик, — оно тебе надо?

— Да, ты прав, — шумно выдохнул Гудков и повернулся ко мне, — а с тобой разговор не окончен. Продолжим в школе, когда все проснутся!

Ну продолжим, так продолжим, я сам понимал, что Макар должен меня как-то показательно наказать за нарушение дисциплины, иначе в агитбригаде скоро начнется анархия. Уже началась.

Мы вернулись обратно и я юркнул к себе. Намереваясь часик поспать, в сон клонило ужасно.

Но не тут-то было. В чулане меня ждали любопытные призраки.

— Ну что там, Генка⁈ — требовательно набросились они на меня.

Пришлось рассказывать о визите к гадалке.

— Не ходи к ней в ученики, — сказал Енох, — не надо оно тебе.

— Почему это? — зевнул я, меня уже вырубало от усталости.

— Ничем хорошим для тебя это не закончится, — пробурчал скелет. — Будешь у старухи в услужении.

— в обучении, — поправил его я.

— В услужении! — рассердился Енох, — я лучше знаю…

Он ещё что-то говорил и ворчал, ему поддакивал Моня, но я уже не слышал — провалился в сон.

Очнулся от того, что мне в ухо кто-то назойливо гундел:

— Генка… Генка… Генка…

— А? Что⁈ — вскинулся я.

— Генка, — продолжил гундеть Енох и, увидев, что я проснулся, сказал, — Я конечно далеко отходить не могу, но и через дверь слышно, что они куда-то собрались.

— Сколько я спал? — зевнул я.

— Часа полтора, — сообщил Моня.

— Спать хочу, — пожаловался я.

— Я просто подумал, что, может, для тебя это важно, — сказал Енох, — уж очень они ругались.

— Правильно сделал, — сказал я призраку и с подвыванием потянулся.

— Насколько я понял, они идут в село, к сектантам этим, — сообщил Енох и у меня сон моментально пропал из глаз.

— Хорошо. Что разбудил! — похвалил его я и принялся торопливо натягивать на себя штаны и другую одежду.

Ребят я нагнал уже во дворе.

— Погодите! — крикнул я, плеснув из бочки на лицо пригоршню воды, — я с вами иду!

— Ага! — хмыкнул Зубатов, — а то мы без тебя не разберемся!

— Дома сиди, — хмуро велел Гудков.

— Ну, Макар, сам посуди. Может, там драка или еще что начнется, нужно будет сбегать девчат наших предупредить или к комсомольцам! — сказал я, — не ты же побежишь, и не Виктор. Может у вас каждый кулак на счету будет. А я пригожусь, сбегаю.

— Парень дело говорит, — поддержал меня Зубатов, которому перспектива быть на побегушках не понравилась.

— А если действительно что начнется, а мы ребенка втянули? — засомневался Гудков.

— Мне шестнадцать лет! — возмущенно, как только мог бы возмущаться настоящий подросток, выпалил я, — Александр Македонский в четырнадцать лет войска вёл, а я что, буду до старости за вашими спинами прятаться⁈

— Да пусть идёт, Макар, — поддержал Зубатова Бывалов, — парню где-то же надо набираться боевого опыта. А так, считай, курс молодого бойца будет.