– М-м. – Василиса не удивилась. Что ж, вполне в духе Морены. – А ты… тебе она тоже кого-то подсунула?

– Родителей. Я… они… – Кирши не знал, с чего начать. Он не привык делиться своими историями с другими, отчего каждое слово давалось ему с трудом. – Если коротко, то, когда я был маленьким, отец изменил маме и из-за этого в деревне все узнали, что он Тёмный. Родителей убили, а меня продали как трофей.

Кирши запнулся. Василиса терпеливо ждала, когда он соберётся с мыслями. А у самой тревожно колотилось сердце при виде мук в глазах Кирши.

– Он мог спасти её, но не спас. Вместо этого пытался спасти себя. А в Нави… – Кирши коротко пересказал Василисе встречу с мёртвыми родителями. – Он мог уйти в вечность, оставив маму позади, но остался с ней. Выбрал остаться с ней.

Брови Кирши сошлись на переносице, а лицо исказилось.

– Это плохо? – Василису ввело в замешательство его выражение лица.

– Он и после смерти продолжил её обманывать, – невесело ухмыльнулся Кирши. – Притворяться, что любит. Но на самом деле единственная причина, по которой он остался, – его собственное чувство вины. А может, он попросту испугался неизвестной «вечности». Даже это он сделал не ради неё, а ради себя. Как и всегда.

Василиса протянула руку и коснулась ладони Кирши:

– Может быть, ты ошибаешься? Может, твой отец действительно любит маму?

Кирши покачал головой и решительно взглянул на Василису:

– Если бы он действительно любил её, то пошёл бы на всё, чтобы в ту ночь она выжила.

22

Лиса в свете луны

Лель кричал во сне. Атли проснулся, хватаясь за меч у лавки и ошалело вглядываясь в темноту в поисках врагов. Но враги не прятались в тенях – охотничья хижина была пуста.

Лель снова вскрикнул на соседней лавке и заметался. Атли бросился к нему, обхватил за плечи и встряхнул, стараясь разбудить. Целитель широко распахнул глаза и рывком сел, хватаясь за грудь и тяжело дыша. По его лицу струился пот, рубаха взмокла, а руки дрожали.

– Прости. – Он потёр переносицу и покачал головой: – Напугал тебя?

– Уж явно не больше, чем сам себя. – Атли постарался ободряюще улыбнуться. – Снова Тени?

Лель неопределённо передёрнул плечами. Поморщился, будто от острой боли, и из носа побежала тонкая струйка тёмной, вязкой крови. В груди колючей лозой завозилось дурное предчувствие, Атли стиснул зубы. Снова кровь. Запустил руку в карман и протянул Лелю платок.

– Мне это не нравится.

– Это просто кровь, не преувеличивай, – отмахнулся Лель так легко, будто это правда ничего не значило, но благодарно принял платок и приложил к носу. – Мне просто нужен отдых.

– Это не просто кровь. – Атли скрестил руки на груди, стараясь обуздать мучившее его бессилие и невозможность помочь. – С тех пор как на тебя… напали, ты почти не ешь, плохо спишь, теперь ещё и это. Я беспокоюсь…

Лель ясно улыбнулся, сощурившись и склонив голову набок, так что Атли показалось, что в ночной комнате стало чуточку светлее.

– Не переживай. Я же чародей – магия меня подлатает. Вот только доберёмся до места, и я высплюсь.

Атли хмуро подался вперёд и прикоснулся губами к холодному лбу Леля. Целитель вздрогнул, но не отстранился.

– Ладно, хоть жара нет, – проворчал Атли. Волк навострил уши. – И сердце бьётся ровно.

Лель отложил платок и обеими ладонями обхватил лицо Атли. Сердце в груди вдруг стало больше, теплее и легче. Тёмные глаза Леля влажно блестели, отражая лунный свет из окна.

– Говорю же, всё в порядке, – вкрадчиво сказал он, понизив голос. – Ни о чём не беспокойся и иди спать.

Атли перехватил ладонь Леля и прильнул к ней губами. Лель смущённо охнул, укутав Атли теплом своего дыхания, которое мурашками рассыпалось по шее и плечам.

– Ледяные руки у тебя. Я подкину дров в печь. – Атли разжал пальцы и направился к печи. – А ты укутайся получше и попробуй заснуть.

На следующее утро Лель не смог подняться с постели.

Спустил ноги с лавки, попытался встать – и повалился на пол как подкошенный.

– Просто голова закружилась, – задыхаясь, сказал он, хватаясь за одежду Атли, который бросился к нему.

– Тебе нужна помощь.

– Говорю же…

Лель не успел закончить фразу. Атли подхватил его на руки, похудевшего, а оттого почти ничего не весившего. Целитель ахнул, взмахнул руками, едва не опрокинувшись, и обхватил Атли за шею, возвращая себе равновесие.

– Здесь мы помощи не найдём. – Атли понёс его к выходу. – Но ты прав: чем быстрее мы доберёмся до Тёмных Лесов, тем быстрее найдём способ тебя вылечить. У Белогора в пещере целая лаборатория. Ты же… справишься?

– Конечно. – Лель спрятал взгляд, а Атли невольно услышал, как ускорилось его сердце, и тут же кашлянул, заглушая этот звук. – И отпусти меня, пожалуйста. Я могу идти сам. Не обращайся со мной как с неженкой.

Атли послушно поставил целителя на землю, тот пошатнулся, схватился за принца и неловко улыбнулся:

– Хотя… сначала помоги взобраться в седло, а потом отпускай.

В Златополе Мила была лишь однажды, и тогда главный город Илланского княжества, окружённый пшеничными полями, утопал в зелени садов и аллей. Он больше напоминал лес, в котором по ошибке вместо грибов выросли маленькие деревянные домики, разбросанные, казалось, без особого умысла, наугад – как махнули рукой боги.

Теперь поля были пусты и укрыты снегом, зелень смело с ветвей, и домики будто остались беззащитными и оттого пытались скрыться под снежными шапками. Даже княжеский терем – высокий и статный – будто бы опасливо притих под белым платом и спрятался за вуалью из сосулек.

Князь Чеслав встретил царевича с распростёртыми объятиями, плакал и велел накрывать щедрый стол. Старый князь знал ещё деда Дарена, питал глубокую любовь к царской семье и был частым гостем в Даргороде.

– Боги смилостивились над нами, мальчик мой! – Чеслав поднял в воздух кубок с мёдом. – Видеть тебя в добром здравии для меня наивысшее счастье!

Полный, розовощёкий, седобородый, с крупными чертами лица, он выглядел любителем веселья и шумных застолий и напоминал Миле добродушного деревенского дедушку. Ни соболиные меха, ни расшитый золотом кафтан не придавали ему внешней утончённости. Пуговицы на круглом животе – Мила почти слышала – скрипели от натуги, отчаянно пытаясь удержать вместе две половинки княжеского кафтана.

Пока Дарен за ужином обрисовывал Чеславу положение дел, Мила скучала и рассеянно наблюдала за тем, как суетятся слуги, поднося всё новые и новые блюда на непомерно огромный для такого количества гостей стол. Горстке гвардейцев, царевичу и князю с воеводой вполне хватило бы и трети всех угощений, а то и того меньше. Тем более что ни Чеслав, ни его воевода толком не ели, больше занятые беседой и мёдом. Только изголодавшиеся и продрогшие в пути гвардейцы жадно налегали на рябчиков, осетров и