сидел сам Гудуйя Эсванджия. А это что-то да значило. — Садитесь, садитесь, Галина Аркадьевна. — Только сейчас догадался предложить Карда и подвинул ей стул.

«Вот тебе и на! Женщина меня в лес спровадила, женщина меня и выманила», — подумал Гудуйя.

— Он, наверное, столько земли выбрасывает из канала, сколько «Коппель» и «Пристман», вместе взятые, — пошутил Карда.

— Ненамного меньше, Тариел Григорьевич, — засмеялась Серова. — Вы только взгляните на эти руки — ну чем не ковш экскаватора?!

— Помнишь, Гудуйя, как ты этими самыми руками едва не задушил члена учредительного собрания Евгения Жвания, помнишь? Мы тогда хоронили нашего друга Орлова, — пояснил он Серовой.

— Как же не помнить, Тариел, все помню, — ответил Гудуйя и неожиданно сказал: — Года три тому назад приходил ко мне в хижину один человек, уговаривал осушать болота. Андро Гангия его звали. Он, случаем, не у вас работает?

При упоминании имени Андро Тариел Карда сразу помрачнел. Он долго медлил с ответом, потом встал, нервно прошелся по кабинету и, не глядя в глаза Гудуйе, ответил:

— Он у нас уже не работает. Его на другую работу перевели.

— Что же это с ним так дурно обошлись? Зачем нужно было переводить на другую работу такого болеющего за дело человека?

— Да, с ним обошлись дурно, Гудуйя, очень дурно. — Тариел подошел к Гудуйе. — С той самой ночи мне все было недосуг прийти к тебе, Гудуйя, ты уж извини.

— А на что я вам был нужен? — понурил голову Гудуйя. Он старался не смотреть на Карда. Только сейчас он почувствовал горечь оттого, что стал не нужен тогда Тариелу и его товарищам.

Карда уловил его состояние. И ему стало стыдно за себя.

— Но Варден, я помню, не раз захаживал к тебе, Гудуйя.

— Варден-то был, а вот ты...

Тариел хотел объяснить, почему он так и не сумел больше повидать Гудуйю, почему не нашел для этого времени, но теперь это не имело смысла, точнее, потеряло смысл. И он решил отделаться шуткой, с тем чтобы рассеять неловкость, неожиданно возникшую между ними.

— Так ты мне все же не ответил, как удалось этой женщине сделать то, что не сумел сделать Варден Букия?

— Да нет же, Тариел Григорьевич. Я тут ни при чем. Это дело позвало дедушку Гудуйю.

Гудуйя сидел, не поднимая головы.

— Как раз дело тут и ни при чем, — угрюмо сказал Гудуйя. — Меня человеческая доброта позвала — вот кто. До прихода этой женщины я не верил в доброту человеческого сердца. Вот так.

— Нравится тебе твоя нынешняя работа, Гудуйя? — спросил Карда.

— Человек не должен чураться никакой работы.

— Хорошо сказано, дедушка Гудуйя, — одобрила Серова.

Еще до выписки из больницы узнал Васо Брегвадзе об аресте Андро Гангия. Сначала он не поверил, не мог поверить своим ушам, рассудку и сердцу. Этот всегда неторопливый, солидный, упорядоченный и даже несколько консервативный человек вдруг сразу утратил все черты своего характера.

Не добившись выписки из больницы, в одной пижаме, он ночью сбежал из больницы домой и утром следующего дня заявился в управление. Ни с кем не поздоровавшись, он стремительно одолел лестницу, коридор и резко толкнул дверь приемной начальника управления. Все встречные с изумлением глядели вслед смертельно бледному, всклокоченному и задыхающемуся Васо. И тут же поняли причину необычного возбуждения инженера Ланчхутского участка. Одни понимающе качали головой, другие, в знак сочувствия, многозначительно молчали.

Даже не взглянув на секретаршу, он прошел к кабинету Карда, распахнул дверь и прямо с порога накинулся на начальника управления:

— П-п-почему вы от меня скрыли?! — Васо смерил Карда жестоким суровым взглядом. Шапку он держал в руках и немилосердно мял ее.

Карда встал и протянул руку для приветствия, но, натолкнувшись на холодный взгляд Васо, смущенно опустил руку.

— Садись, Васо... Ты был в таком состоянии... Я не смог...

— Пр-пр-премного благодарен за участие, но, представьте, я в нем совершенно не нуждался. Зря изволили беспокоиться! — грубо бросил Васо и рухнул на стул. Обхватив голову руками, он тяжело облокотился на стол и сидел так долго, стремясь успокоиться. Но это ему никак не удавалось.

Карда молча стоял над ним. Утешать Васо было бессмысленно. И он со щемящей горечью смотрел на беспомощно вздрагивающие плечи мужчины.

И дома не смог успокоиться Брегвадзе. Он четко, до мелочей вспоминал совещание в ночь перед наводнением. Перед его взором неотступно возникало пышущее лихорадочным румянцем лицо Андро. С каким самообладанием выслушивал Андро несправедливые его, Васо, слова, незаслуженные упреки.

Лежа в больнице, Брегвадзе не раз перебирал в памяти все события той ночи и окончательно пришел к выводу, что предложения Андро были продиктованы интересами дела и имели громадное значение для судеб строительства. Совесть не давала ему покоя. Из больницы он сбежал не только потому, что узнал об аресте Андро. У него возникла неодолимая потребность во всеуслышание признать свою неправоту перед Андро, ошибочность своей позиции.

Вечером он позвонил Тариелу Карда и попросил завтра же направить его работать на Чаладидский участок, самый трудный и нужный участок. Должность не имеет никакого значения, согласен на любую работу, сказал Васо. И подумал: «Лишь бы искупить свою вину перед Андро».

Напрасно пытался Карда убедить его, что в таком состоянии работать невозможно — ведь это могло губительно сказаться на его еще не окрепшем здоровье. Брегвадзе вспылил: ах так, ну тогда я пойду на стройку чернорабочим!

Прекрасно зная характер Васо, Карда понял, что его слова — не пустая угроза. И Карда скрепя сердце направил Васо на действительно самый тяжелый массив — на прокладку главного канала, берега которого неумолимо разрушали оползни. Это создавало постоянную угрозу жизни землекопов. Работа на канале никому особенно не улыбалась, но дело есть дело, и люди работали, позабыв страх. Оползни задерживали и своевременную сдачу канала. Сползшую землю необходимо было выбрасывать снова, бесконечно приходилось укреплять стены, что требовало дополнительных и не предусмотренных сметой расходов. Одним словом, дело тормозилось.

Брегвадзе обрадовался своему назначению на главный канал. Здесь он знал каждого из работающих: и рабочих, и технический персонал. Со всеми у него были добрые, деловые отношения.