и европейские, в княжество тут же началось паломничество игроков со всего света. Георгий Спиридонович же сразу выбился в главные русские «тузы» – я щедро поделился с ним капиталом. Кроме денег – дал долю в «Военпроме» и «Распутин и сыновья». Варженевского поощрил процентом в ЦРБ.

Приближалась дата выборов, эсеры объявили бойкот, накал борьбы за Думу все нарастал и нарастал. В Охранном отделении тоже шла возня за пост начальника. И в этот ответственный момент заявляется капитан:

– Надо ехать в Сызрань! Срочно. Рабочие бастуют.

– Хватай мешки, вокзал отходит. Нет, давай-ка, Никодим Николаевич, распиши мне подробненько, что да как. С чего они бастуют?

Капитан только руками развел. Информацию из него как клещами тянул, что для Стольникова было весьма необычно. И только под конец всплыло, почему он так себя вел – он все передавал со слов Лены.

А Лена, столкнувшись с первым, так сказать, организованным выступлением пролетариата, запаниковала. И вместо того, чтобы приструнить горлопанов и договориться с лидерами, попыталась горлопанов задобрить, а лидеров изолировать. Но ввиду бездействия уездной полиции не вышло, так что лидеры только обозлились, а горлопаны почуяли слабину. Вот все и пошло по нарастающей, эдак они мне сроки пуска заводов сорвут.

– Так, Николаич, давай-ка зазря полошиться не будем. Первым делом отправим в Сызрань Илью с Андреем, потом отобьем телеграммы в Сызрань, кое за какие ниточки дернем, подготовимся и только тогда поедем.

Первую послал Лене – пусть объявит, что разбирать заваруху приедет сам хозяин. Так сказать, «ждать царева возвращенья для законного решенья». Самой закрыться, с рабочими и властями не общаться, втихую собирать информацию, боевикам помогать.

Вторую – Ксенофонту Виноградову, самому толковому из иоаннитов. Поглядел он на меня, походил рядом и, похоже, твердо решил стать «небесником». А раз так – пусть впрягается, возьмет пяток своих людей, да едет «наниматься» на стройку. Причем засланцы должны налево и направо хвастаться, что раньше работали на меня, а на расспросы отвечать, что хозяин суров, но справедлив. Пустой бузы не терпит, но о рабочих заботу имеет, да получше многих.

Третью – Мартениану Чернухину, местной власти. Со всем вежеством, с просьбой уделить часок-другой для беседы. По-хорошему, с этого и надо было начинать, да все на бегу, наскоком, давай-давай…

После чего помчался к Столыпину, вытрясать из него самую главную бумагу. Он же у нас, помимо премьерства, еще и министр внутренних дел? Вот пусть и отпишет своему подчиненному, уездному исправнику.

Петр Аркадьевич даже не упирался – я сразу с козырей зашел. Моторы, радиозавод, химзавод, оптическое и капсюльное производство под угрозой! Намекнул на долю в прибыли, но больше давил на важность дела для державы.

– Смотри, Григорий, не запустишь свой «Военпром» в срок – получишь в моем лице большого врага.

Оппаньки, а с чего это Петру Аркадьевичу так «Военпром» сдался? Неужто ставку на него какую сделал? Нет, это неплохо, надо бы его посильнее привязать… Ладно, пойдет продукция и прибыли – впишем в долю, а сейчас низко кланяемся, хватаем бумагу и бегом на вокзал.

Бумагу Столыпин выправил – загляденье. Не ришельевское «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства», но близко. Вполне хватит исправника урезонить. Вот с ней, а еще с группой поддержки в виде нескольких новообращенных «небесников», я и тронулся в Сызрань. По дороге распределили роли – в основном местный бомонд уговаривать. Потому я и сопровождение выбрал в основном по солидному внешнему виду. Кое-кто ехать не хотел, но раз партия сказала «Надо!», то надлежит ответить «Есть!»

– Считайте, господа, что это первое ваше партийное поручение. И своего рода испытание. Просто числиться в «Небесной России» ни у кого не выйдет, нужно работать и приносить пользу. А уж как вы ее приносить будете – посмотрим. Кто участием, кто поддержкой, а кто и на разных постах.

По приезде сразу отправился к Чернухину и, несмотря на то, что внутри аж свербело от желания закончить все побыстрее, неторопливо и обстоятельно беседовал с ним аж четыре часа. С перерывом на обед – купец сподобился пригласить меня домой. Рассказал я и о «Небесной России», и о «Военпроме», и даже на вопросы его жены об императорской семье ответил. Если уж взялся оказывать уважение, то приходится.

– Как хотите, Григорий Ефимович, а зря вы тут заводы затеяли. Город у нас тихий, провинциальный, стоит на зерне да мельницах, а вы его перебаламутили.

Обедали мы степенно, как полагается купцам. Из закусок подавали икру, сардинки, семгу, копченый сиг, колбасу с языком и селедку с луком. Разумеется, подовые пироги с капустой и яйцами. Куда же без них? На второе слуги притащили запеченного целиком поросенка с яблоком в пасти и длинного осетра. Так сказать, на выбор – мясное или рыбное. Осетр был обложен грудой горячих пунцовых раков. И как это все съесть? Даже попробовать – уже проблема. А не попробуешь – обидишь хозяев.

– Не я, так другой кто, Мартениан Васильевич! Уж больно у вас место удобное, Волга да мост железнодорожный. Вон, Нобель свои склады построил – думаете, он на этом остановится? Не-ет, будет и переработка.

Лидер местного бизнес-сообщества только крякнул.

– Можно, конечно, сычами по домам забиться, – продолжил я увещевания, – все «по старине» делать, да смотреть, как другие новые заводы ставят и прибыли увеличивают. А можно и самим в эту струю влиться. Тем более что вам, почитай, весь город после пожара заново строить надо. Весь мир, Мартениан Васильевич, меняется, нельзя сиднями сидеть – обгонят, да еще и затоптать могут!

Рассказал я о чудесах техники, виденных в Европе, о телефонах, о беспроволочном телеграфе. Младшее поколение Чернухиных впилось в меня с вопросами о полете через Ла-Манш – ну что же, рассказал и об этом. И о друзьях в высших сферах. И о многом другом.

Две вещи сыграли больше всего – то, что новое дело отечеству на пользу, а затеявшим на выгоду. Причем не просто стырить с казенного подряда в карман, а построить действительно нужные и важные заводы. И что я, который за ручку с императорами здоровается, прямо скажем, к отнюдь не первого ряда купцу отнесся со всем уважением и на равных.

– Вот если бы вы, Григорий Ефимович, с этого начали… Уж больно у нас нравы старинные, без уважения никак нельзя. А смутьянов ваших приструним, приструним…

– Все на бегу, времени в обрез, столько всего успеть надо. А насчет смутьянов – так они тоже уважения желают. Сколько бунтов началось, когда с рабочими обращались