Бьёрн протянул руку, чтобы помочь Пенелопе спуститься к воде. Внезапно ноги у него подкосились от усталости, он покачнулся, скользнул вниз, оперся о камень и снова выпрямился. Пенелопа, уставившись перед собой пустым взглядом, сняла кроссовки, связала их шнурками и повесила себе на шею.

— Давай, — прошептал Бьёрн. — Мы переплывем. Не думай, просто плыви.

Пенелопе захотелось попросить его подождать, она сомневалась, хватит ли у нее сил, но Бьёрн уже спускался к воде. Пенелопа, дрожа от холода, посмотрела на противоположный берег, на остров в Стокгольмских шхерах.

Она тоже вошла в воду, ощущая, как холод охватывает лодыжки. Потом бедра. Дно было каменистым и скользким; очень скоро стало глубоко. Пенелопе не хватило времени на сомнения; она просто скользнула в воду вслед за Бьёрном.

Руки болели, одежда намокла и отяжелела; Пенелопа плыла к другому берегу. Бьёрн был уже далеко впереди.

Пенелопа плыла из последних сил. Каждое движение причиняло боль, мышцы требовали одного — отдыха.

Остров Чюммендё виднелся вдалеке полоской песка. Пенелопа бессильно шевелила ногами, с трудом продвигаясь вперед и поднимая голову над водой. Внезапно ее ослепили первые солнечные лучи, появившиеся над деревьями, они ударили прямо в глаза, и Пенелопа остановилась. Судороги не было, однако руки отказались двигаться. Девушка пробыла без движения всего несколько секунд, но намокшая одежда успела утянуть ее под воду, прежде чем руки снова стали слушаться. Переводя дыхание, Пенелопа поняла, как испугалась — адреналин подскочил, она часто дышала и сбилась с курса, вокруг было бесконечное море. Не зная, что делать, она закружилась в воде, сумела удержаться от крика и наконец заметила голову Бьёрна — метрах в пятидесяти впереди. Пенелопа поплыла дальше, не зная, дотянет ли до острова.

Кроссовки, висевшие на шее, мешали плыть; она попыталась избавиться от них, но шнурки зацепились за нательный крест. Тонкая цепочка порвалась, и распятие исчезло в воде вместе с кроссовками.

Она поплыла дальше, чувствуя, как колотится сердце, и понимая, что Бьёрн уже выбирается на берег.

В глаза попала вода; Пенелопа проморгалась и увидела, что Бьёрн стоит на берегу. Вместо того чтобы спрятаться, он оглядывался на нее. Преследователь мог сейчас находиться на северном берегу острова Урнё, стоять где-нибудь у них за спиной и смотреть на остров в бинокль.

Движения Пенелопы становились все более медленными и вялыми, она ощущала тяжесть и усталость в ногах — по мышцам распространялась молочная кислота. Плыть было тяжело, последний отрезок казался непреодолимым. У Бьёрна были испуганные глаза; когда она подплывала к берегу, он вошел в воду навстречу ей. Пенелопа готова была сдаться, но продолжала упорно грести — и наконец почувствовала под ногами дно. Бьёрн схватил ее за руку и потащил за собой, вверх по каменистому берегу.

— Давай спрячемся, — задыхаясь, проговорила Пенелопа.

Бьёрн помог ей пробраться сквозь ветки. Пенелопа не чувствовала ног и так замерзла, что вся тряслась. Они бежали все глубже в лес и остановились только тогда, когда море скрылось из виду. Опустились на мох и кусты черники, обнялись и сидели так, пока не восстановилось дыхание.

— У нас ничего не выйдет, — заплакала Пенелопа.

— Мы поможем друг другу.

— Я замерзла, нужно достать сухую одежду. — Пенелопа, стуча зубами, прижалась к Бьёрну.

Наконец они поднялись. Пенелопа оперлась на Бьёрна, и оба на негнущихся ногах пошли через лес. Промокшие кроссовки Бьёрна хлюпали при каждом шаге. Голые ступни Пенелопы светились белым на земле. Холодные мокрые штаны свисали с нее мешком. Оба молча двигались на восток, прочь от Урнё. Через двадцать минут они добрели до противоположного берега. Солнце уже стояло высоко, гладкое море ослепительно сияло. Воздух прогрелся. Пенелопа остановилась перед теннисным мячиком, лежавшим в высокой луговой траве. Желто-зеленый мячик показался ей предметом из другого мира.

Пенелопа подняла глаза и увидела дом. Почти полностью скрытый кустами сирени маленький красный домик с красивой верандой, выходящей к морю. Шторы во всех окнах были опущены, в беседке висел гамак без подушек. Лужайка заросла травой, надломленные ветви старой яблони нависали над дорожкой, выложенной светло-серой плиткой.

— Дома никого нет, — прошептала Пенелопа.

Они подкрались поближе, готовые услышать собачий лай или сердитый окрик. Заглянули в щель между шторами, пошли дальше и осторожно толкнули входную дверь. Дверь оказалась запертой, и Пенелопа заозиралась.

— Нам надо войти, отдохнуть, — сказал Бьёрн. — Придется разбить окно.

Возле стены стоял глиняный горшок, в котором рос кустик с мелкими бледно-зелеными листочками. Нагнувшись, чтобы вытащить из горшка камень, Пенелопа ощутила сладкий аромат лаванды. «Камень» оказался пластмассовым, внизу была крышка. Пенелопа открыла ее, вытащила ключ и положила «камень» назад, в горшок.

Они отперли дверь и вошли в прихожую с сосновым полом. Пенелопа чувствовала, как у нее дрожат ноги, вот-вот подогнутся. Она нашарила опору. Стены были оклеены обоями с крупным бархатистым рисунком. Пенелопа устала и проголодалась; дом казался ей сказочным, как пряничный домик. По всей прихожей висели застекленные фотографии с подписями — автографы и добрые пожелания, написанные золотистым гелем или черной тушью. На Бьёрна и Пенелопу смотрели знакомые лица телеведущих: Сиверт Эхольм, Бенгт Бедруп, Кьелль Лённо, Арне Хегерфорс, Магнус Херенстам, Малена Иварссон, Якоб Далин.

Бьёрн и Пенелопа, тревожно озираясь, миновали прихожую, гостиную и оказались в кухне.

— Лучше тут не задерживаться, — прошептала Пенелопа.

Бьёрн подошел к холодильнику и открыл дверцу. На полках оказалось полно еды. Значит, они ошиблись, думая, что хозяева покинули дом. Бьёрн вытащил сыр, полбатона салями и пакет молока. Пенелопа нашла в буфете длинный батон и пачку кукурузных хлопьев. Беглецы торопливо порвали хлеб руками, поделили сыр и принялись запихивать в рот огромные куски, с трудом пережевывая хлеб. Бьёрн большими глотками пил молоко из пакета, оно текло у него по подбородку и шее. Пенелопа грызла салями и хлопья, потом тоже отхлебнула молока, поперхнулась, закашлялась и снова стала пить. Они испуганно улыбались друг другу, то и дело поглядывали в окно и снова ели. Немного погодя беглецы успокоились.

— Сначала найдем одежду, — предложила Пенелопа.

Бродя по дому в поисках одежды, они испытали странно-щекочущее чувство — как будто согрелись от еды. Телу стало легче двигаться, сердце сильно билось, ныл живот, кровь быстрее бежала по жилам.

В просторной спальне со стеклянными дверями, выходящими на беседку в сиреневых кустах, обнаружился гардероб с зеркальными дверцами. Пенелопа подбежала к нему и откатила дверь.

— Это еще что?

Шкаф оказался набит поразительной одеждой. Золотые пиджаки, черные корсеты, расшитые блестками, желтый смокинг и пышный меховой жакет до пояса. Пенелопа с удивлением рылась в грудах плавок-стрингов — прозрачных, в тигриную полоску, в камуфляжных пятнах; попадались даже вязанные крючком мужские трусы.