— Я не знаю, — покачал головой Лесорыб, и усики в уголках его рта задрожали. — Я не помню ничего из того, что произошло после входа в атмосферный вихрь. Но я знаю, что ждёт нас впереди.

— И что же ждёт нас впереди, Лесорыб? Расскажи мне, — настаивал Прутик.

— Когда я сплю, — продолжал Лесорыб, — мои сны темнеют. Нам надо идти во Тьму, капитан, и выйти с другой стороны. И где-то на самом краю моих снов будет ждать Каменный Пилот.

— Но где, Лесорыб? Где? — Теперь Прутик почти кричал.

Лесорыб взглянул на Вихрохвоста, потом снова на Прутика.

— С другой стороны самой дремучей, самой тёмной части Дремучих Лесов, — торжественно проговорил он, — там, откуда всё пошло… В Риверрайзе!

Несмотря на все просьбы и уговоры Спельды, Прутик не согласился остаться в деревне лесных троллей ни на минуту дольше, чем это было необходимо. Он собрал вещи и был готов в дорогу задолго до рассвета.

— Я вернусь, мамочка. Теперь, когда я вас нашёл, я вас уже ни за что не потеряю.

— Обещаешь? — спросила Спельда.

— Обещаю.

Спельда грустно кивнула и смахнула слезу.

— Возьми вот это. Кое-что в дорогу. Еда и питьё. Тёплые накидки. — Она шмыгнула носом. — И топор твоего отца.

Прутик взял в руки знакомый топор.

— Спасибо, — поблагодарил он. Спельда храбро улыбнулась:

— Тумтум всегда надеялся, что когда-нибудь этот топор будет принадлежать тебе. — Она порылась в карманах платья и вытащила талисман на кожаном шнурке. — А это от меня, — добавила она со слезами на глазах. — Амулет. — Она протянула руки и повязала его Прутику на шею. — Он защитит тебя в тех тёмных местах, куда ты пойдёшь… И приведёт обратно ко мне целым и невредимым.

— Простите, капитан, но нам пора идти. — Это сказал Лесорыб. — Нам предстоит долгий путь.

Прутик наклонился и поцеловал Спельду в лоб.

— Попрощайся за меня с Вихрохвостом, — попросил он. — И не беспокойся, всё будет хорошо!

Спельда кивнула:

— Не забудь о своём обещании. — Она снова смахнула слезу. — Иди же, да защитит тебя небо!

Прутик отвернулся. Остальные уже покидали деревню и шли к тропе. Он торопливо догнал друзей. И больше уже не оглядывался.

— Она тебя очень любит, — заметил Каулквейп, когда Прутик наконец догнал их.

Огни фонарей деревни и звуки голосов лесных троллей постепенно угасали там, за спиной.

— Спельда? Она была лучшей матерью, о которой только можно мечтать. И теперь, вспоминая прошлое, я понимаю, что Тумтум тоже меня любил, просто он не умел это показать.

Каулквейп слабо улыбнулся. Он подумал о своём отце Улбусе Пентефраксисе, который бил его каждый раз, когда сын попадался ему под руку. А вот рядом с ним шёл Прутик, у которого было целых два отца — Тумтум и Облачный Волк, — и Каулквейп уже хотел было сказать Прутику, как он завидует его воспоминаниям, как вдруг Лесорыб внезапно замер. Они остановились под корявым деревом, украшенным крючьями и кольцами.

— Якорное дерево, — заметил Прутик. — Оно отмечает конец деревни лесных троллей.

Лесорыб кивнул:

— Отныне мы можем полагаться только на самих себя.

Небо прорезала вспышка молнии, и за ней последовал зловещий раскат грома. Начался сильный и тёплый дождь. Прутик взялся за амулет, который дала ему Спельда.

— Вот и снова для меня настало время сойти с тропы, — тихо пробормотал он.

Чем дальше путники уходили от тропы лесных троллей в глубь Дремучих Лесов, тем гуще становился лес. Дождь перестал, и у них над головами появилось солнце, знаменовавшее наступление нового дня. Так происходило вновь и вновь, им уже казалось, что они идут целую вечность. Под деревьями царил полумрак. Каулквейп терпеть этого не мог. Воздух был тяжёлый, полное безветрие, и он постоянно задыхался, стараясь не отставать от Прутика и остальных.

Дремучие Леса оставались столь же опасными, как и прежде. Плотоядные коконы жадно нападали на Каулквейпа, когда он проходил мимо. Чешуйчатые существа, жившие на деревьях, сидели на ветках у него над головой и скалили зубы, шипы у них на спине угрожающе топорщились. Разбухший после недавнего обеда жёлтый древесный питон, гревшийся на солнышке, скользнул на землю, когда Каулквейп проковылял поблизости от него. И с каждым днём сам лес становился всё более и более непроходимым. Каулквейп, сжав зубы, пробивался сквозь чащу, вперёд и вперёд.

Теперь даже шедшему во главе Гууму стало трудно прорубаться сквозь заросли. Колючие кусты ежевики, вот уже в течение часа преследовавшие их, становились всё гуще, всё выше; колючки стали размером с кинжал. Одно плечо у толстолапа уже было испачкано кровью.

— Полегче, старик, — встревожился Прутик, — колючки-то острые. — Он вынул из-за пояса топор Тумтума. — Давай-ка лучше мы с Лесорыбом пойдём первыми.

Лесорыб вытащил абордажную саблю:

— И будьте внимательны. Даже эти негостеприимные заросли — место обитания опасных хищников.

Каулквейп задрожал и испуганно огляделся. Он шёл за Прутиком и Лесорыбом по тропе, которую они вырубали. Все его чувства были напряжены до предела: он вслушивался в каждый подозрительный звук, дёргал носом, принюхивался и смотрел в оба. Все продвигались ужасно медленно. Каждый шаг давался с трудом. Они отдыхали все чаще и чаще.

— Это безнадёжно, — пожаловался Каулквейп, когда в третий раз за несколько минут Прутик обессиленно опустил топор. — Мы потерялись в этом жутком месте, в этих колючках. И никогда отсюда не выберемся.

Прутик повернул к нему лицо, блестевшее от пота:

— Лесорыб ведёт нас, Каулквейп, и мы должны доверять ему. Теперь мы в его мире.

Водный вэйф покачал головой.

— Это только начало Ночных Лесов, — пояснил он. — Настоящая страна вэйфов лежит за огромными Колючими Лесами. — Он вздохнул.

— Я думал, что убежал оттуда навсегда. Это злое место.

Каулквейп нахмурился:

— Ты так резко отзываешься о месте, где родился и вырос?

Лесорыб взглянул озадаченно.

— Жизнь в стране вэйфов — штука короткая и жестокая, — объяснил он. — Перебиваешься кое-как со дня на день, и нет ничего, что ты привык принимать как должное, Каулквейп. Горячая еда, удобные постели… — он улыбнулся, — старинные рукописи. Кроме того, — продолжал вэйф, — я, кажется, не единственный, кто не очень-то гордится своим происхождением.