И берега всё это время ни разу даже близко не наблюдали. Осталась где-то на востоке Португалия и Испания, Бискай тоже прошли стороной. Надеялся, что в Ла-Манше будет потише, но, как оказалось, зря! Через узкое горлышко пролива старались протиснуться все волны Атлантики разом! По крайней мере, у меня такое впечатление сложилось. Чёртова свистопляска свинцово-чёрных солёных волн! И издевательски завывающий ветер, свист которого даже через задраенный иллюминатор слышно!

Зато Северное море встретило тихой и спокойной водой. Ну, почти спокойной после всего пройденного. Да и разве вот это волны? Так, мелкая рябь в детской ванне…

Корабли бывших союзников и противников так ни разу в пределах визуальной видимости не попались. Или в портах отстаивались, от непогоды прятались, или просто знали о маршруте движения нашей эскадры и загодя убирались в сторону. Хотя первое вряд ли, корабли и у тех, и у других всё-таки лучше наших…

Скагеррат и Каттегат проходили в густом тумане самым малым ходом. А на Балтике попали в сильное обледенение и возникла реальная угроза опрокинуться. Невиданное для Балтики дело, как я невольно подслушал разговоры среди команды. Наверх всех кроме вахтенных выгнали – лёд скалывать. Вот где пришлось и нам впрягаться, браться за ломы с топорами. Даже Михаила Александровича в этот момент в первый раз за всё время плавания увидел. До этого как-то мы с ним и его свитой не пересекались. Хотя, что там этой свиты-то было? Парочка наших дивизионных штабных, да ещё несколько пристегнувшихся к князю в последний момент перед отплытием высокопоставленных офицеров. Кто именно? А не знаю и даже знать не хочу. Неинтересно мне…

К слову сказать, сам князь за топор не брался, ещё чего не хватало. Да и свитские его тоже сей грязной работы чурались. В отличие от нас с Маяковским. У нас чувство самосохранения в голос вопило – жить хотите? Вкалывайте! Вот мы и вкалывали. За себя и за того, гм, князя… У Владимира после Ла-Манша и этого ударного аккорда даже морская болезнь отступила! Наверное, испугалась лома в его руках…

А там пошли уже знакомые мне острова Моонзундского архипелага – я же над ними в своё время достаточно полетал, вместе с генералом-то Остроумовым. Стоило только припомнить эту фамилию, и одни воспоминания тут же потянули за собой другие, более приятные и никак не связанные с работой. Ничего, уже немного осталось до Петрограда…

Так что появление на горизонте красночерепичных крыш Ревеля воспринял так, словно домой вернулся. Тут, кстати, и задумался – а где у меня дом-то? В этой-то жизни? Здесь, в Ревеле? Или Петербурге, или как там его сейчас называют? Петрограде? Да ничего подобного. Дом мой точно в Пскове! Только этот город вызывает тёплые чувства в душе. Там я служил и летал ещё в той жизни, там у меня была… Так, о семье ни слова! И там же я погиб, и очнулся вот в этом теле, которое теперь полностью отождествляю с собой. Именно из Пскова я шагнул сюда, в новую для себя жизнь, в новую эпоху. И неплохо, как я считаю, шагнул. Вон сколько всего более или менее зна́чимого за столь короткое время провернул. Можно было бы это и более удачно для самого себя проделать, но решил, как решил. Нет, совру, если скажу, что о себе всегда во вторую очередь думал. Далеко не всегда, и далеко не во вторую. Хотя, что уж тут говорить, не жалел ни себя, ни других. Зато и добился кое-чего…

Вот такие мысли посетили меня неожиданно. Наверное, ностальгия при виде знакомых крыш Ревеля таким неожиданным образом проявилась…

Ну а потом внутренний рейд, шлюпки, обледенелый причал берега… И самолично встречающий великого князя адмирал Эссен. Живой. Между прочим, живой именно благодаря моим стараниям… Николай Оттович весьма удивился, увидев меня за спиной Михаила Александровича. Даже пошутить соизволил чуть позже по этому поводу:

– Что, Сергей Викторович? Наконец-то приняли правильное решение и сменили свою хлипкую деревянную этажерку на надёжную стальную палубу?

– Не дождётесь, Ваше высокопревосходительство, – отшутился в тон. – Я свой пятый океан ни на какой другой не променяю!

Но Михаил Александрович всё равно услышал и оглянулся с любопытством во взгляде. Правда, комментировать ничего не стал, как не стал и задавать уточняющие вопросы. Жаль только, что поговорить нам с адмиралом на этот раз так и не удалось. Занят он был всё время, что та белка в колесе. Ну и я не стал навязываться и отвлекать внимание и время Эссена по пустякам. Ну а как иначе-то? Нового я ему уже ничего сказать не смогу. Просто было такое желание поговорить чисто по-человечески и поблагодарить за участие в моей судьбе. Ничего, надеюсь, будет ещё у меня такая возможность.

Дальше вокзал и знакомая по прежним путешествиям железная дорога. Псков в этот раз проезжали днём и довольно-таки продолжительная стоянка позволила нам не только прогуляться по перрону и привокзальной площади, но и спокойно пообедать в одном из трёх ресторанов вокзала.

Петроград нас встретил серыми, чуть заснеженными крышами, холодным ветром с Финского залива и стылой позёмкой на заиндевевших площадях и улицах. Погода была настолько мерзопакостная, что город казался совершенно вымершим – жители на улицу даже нос не высовывали.

Ну и куда нам? Хорошо хоть Маяковский сразу по приезду попрощался и быстренько умчался по каким-то своим делам. И механики мои помялись-помялись, но сопроводили меня до гостиницы, в которой я всё время останавливался. Ну а что? Зачем менять то, к чему давно привык? Проводили и тоже быстренько уехали, умчались по домам, оставили в гордом одиночестве.

Устроился, позавтракал, или скорее, пообедал, отзвонился Сикорскому, выслушал закономерные упрёки, дал согласие сегодня же быть с визитом и положил трубку. Позвонить Остроумовым? Начал набирать номер и передумал, дал отбой. Лучше всё-таки нанести визит самому. Лично. Или сначала осмотреться в столице? Скорее всего, последнее. Заодно и подарки хоть какие-то куплю. А то, к своему стыду, как-то я обо всех этих тонкостях забыл. Ну и к товарищу на огонёк загляну.

Вот в гостях у Игоря меня городскими сплетнями и огорошили. Прямо, конечно, ничего не сказали, но по некоторым недомолвкам сразу заподозрил неладное. Спросил прямо и всё равно получил уклончивый ответ. Мол, это же только слухи. Но и слухи никогда на пустом месте не возникают…

Как ни уговаривали меня остаться ночевать хозяева, откланялся и уехал в гостиницу. И попросил, чтобы меня ни с кем больше не соединяли. Всё завтра! И к Батюшину с Джунковским тоже завтра! Сейчас у меня другое срочное и важное дело! Быстренько привёл себя в порядок, переоделся, сменив ставшую привычной черкеску на китель и выскочил на улицу. Проигнорировал что-то говорящего мне швейцара, махнул рукой извозчику. Назвал адрес и откинулся на спинку сиденья – осталось всего лишь меньше часа потерпеть до места.

В доме у Остроумовых меня не приняли… Дальше холла не пустили. И не вышел навстречу никто, не выбежал встречать радостно… Хорошо хоть не стал выяснять что-то и прорываться наверх. Слухи, говорите? Ну-ну… Развернулся и вышел прочь. И даже не заметил ударившего в лицо снежной крупой холодного пронизывающего ветра!