и все разом смолкли. Выпрямившись, Адэхи обвёл центральный пост мрачным взглядом и ухмыльнулся:

— Уже делите?

— А то как же! — вдруг закусил удила осмелевший Тапперт. — Вождь, а что не так? Или ты от своей доли откажешься? А может, хочешь сказать, что мы эту награду не заслужили? — Олаф пробежался взглядом по лицам, ища поддержки. — За наши мученья и страдания? Наконец-то небеса над нами сжалились и вознаградили! — экспромтом выстроенная и, как показалось Тапперту, идеальная логическая цепочка собственных рассуждений так ему понравилась, что он, обрадовавшись, уверенно заявил: — Ну конечно же, как я сразу не догадался — это дар свыше!

— Ну-ну… — хмыкнул Адэхи. — Одно время я тоже был уверен, что всё хорошее даётся свыше, но после падающих сверху бомб изменил своё мнение. А сейчас идите с Вайсом в машинное. Как дадим ход, поможете Ломану и русскому.

— Нам бы лучше здесь, — заупрямился старшина. — Не хуже, чем с дизелями, я управляюсь с пушкой. Да и пойдём мы под электромоторами, и без нас справятся.

— Делайте, что я сказал, — двинул желваками Адэхи.

Тапперт и Вайс зло переглянулись, но спорить не стали. Без них в центральном посту стало чуть просторнее, и Адэхи сел на ещё тёплое место короткой скамейки. Закрыв глаза, он погрузился в дрёму — стойкая привычка всех главных инженеров. Сон для самой беспокойной должности на лодке — редкая роскошь, а потому используется любой подвернувшийся момент. Из этого же люка, откуда минуту назад появился Адэхи, выглянул акустик Ланзо Штарк и, открыв уж было рот, тут же его захлопнул. Приглядевшись к спящему индейцу, шёпотом спросил:

— Где боцман?

— Что хотел? — не открывая глаз, ответил Адэхи.

— Кажется, я слышал шумы винтов.

— Кажется?

— Шумы частят и веерные, словно от нескольких судов. Не разобрать. Но пеленг совпадает с ожидаемым.

— Так корабль один или не один? — наконец открыл глаза Адэхи.

— Скорее, один, — неуверенно произнёс Штарк. — Но из-за скал и мелководья шумы дробятся. Здесь не самое лучшее место для моей работы.

Тяжело поднявшись и дотянувшись к висевшему над штурманским столом микрофону, Адэхи нажал тангенту.

— Внимание, акустик взял судно, всем боевая готовность! В механическом подать напряжение на электромоторы, запуск по моей команде. Рули: носовые десять, кормовые пять на всплытие. С дачей хода продуть балластные, с пуском торпеды всем приготовиться к экстренному подъёму!

Не успел он договорить, как в центральный пост влетели штурман с боцманом. Первым в люк они втолкнули первого помощника.

— Где? — бросился к перископу Хартманн.

— Штарк взял пеленг по курсу, откуда и ждём.

Бауэр скривился от боли и попытался присесть, но Рикен указал ему на трап.

— Твоё место в командирском посту.

— Я не смогу подняться, — застонал Бауэр.

— Сможешь! — толкнул его в спину боцман. — Эй, помогите герру оберлейтенанту!

Отмахнувшись от помощи, Бауэр неуклюже полез по трапу в рубку. Примостившись боком на крохотном, похожем на велосипедное сиденьи, он припал к командирскому перископу.

— Дайте пеленг.

— Смотри справа на двадцать, — подсказал Хартманн.

Штурман вертелся внизу, обхватив навигационный перископ и сдвинув фуражку на затылок, нервно покусывал губы:

— Там он где-то. Некуда ему деваться. Другого пути нет.

И вдруг все в центральном посту услыхали, как над головами в рубке дрогнул голос Бауэра.

— Это он?

Из-за скалы, прижимаясь к острову, показался белый нос судна с обвисшим зелёным бразильским флагом на короткой мачте. Две трубы извергали в небо дым ровными чёрными столбами. Разглядев добычу на палубе, между дымными столбами кружили чайки. Корабль медленно шёл вдоль берега, опасаясь напороться на мель, и вдруг Бауэр увидел, как с мостика судна хорошо различимый силуэт в белой безрукавке выстрелил вверх ярко вспыхнувшей ракетой.

— А то как же, — отозвался с центрального поста Хартманн. — Салютуют гарнизону. Выглядит мило. Бауэр, не молчи! Что забивать в торпеду?

Первый помощник нагнулся к люку:

— Скорость угря тридцать, скорость цели семь.

— Не много? — засомневался штурман.

Бауэр пропустил его замечание мимо ушей.

— Гироскопический угол десять. Курс справа налево двести сорок. Пеленг восемнадцать.

— Целься в машинное отделение.

— Глубина хода торпеды пять.

— Подойдёт, — на этот раз согласился Хартманн. — Нам не надо его топить, только остановить. Пуск?

— Пуск.

В полной тишине, скорее не ушами, а ногами, все услышали, как вздрогнул нос лодки, освобождаясь от торпеды. В то же мгновение, не отрывая лицо от тубуса, Хартманн запустил секундомер.

— Эй! — вдруг выкрикнул он.

На спокойной тёмной воде белый след торпеды был виден, как меловая линия на школьной доске, прочерченная школьником по линейке. Только вот школьник оказался не очень аккуратен. Вместо того, чтобы разделить доску, как требовалось, пополам, линия полезла в угол. Хартманн неожиданно понял, что таким ходом торпеда проскочит перед судном далеко впереди по его курсу.

— Ты что наделал! — штурман удивлённо отпустил перископ и поднял взгляд на люк. — Вернер, эта свинья просто взяла и выбросила нашу единственную торпеду!

— Я не виноват! — выкрикнул сверху Бауэр. — У неё явно дефект гироскопа!

— Явно?! Дефект? Убью! — Хартманн запрыгнул на трап и, заглянув в рубку, схватил Бауэра за ботинок. — Сволочь! Дай мне достать до твоей глотки!

Бауэр взбрыкнул ногой, но ранение тут же дало о себе знать, и он взвыл от боли. Схватившись за переплетавшие стенку рубки трубы, он даже сумел провисеть пару секунд, затем его пальцы разжались, и первый помощник свалился в центральный пост безвольным тюком. На него тут же налетел шквал ударов. Боцман по привычке хотел приложиться кулаком, однако, увидев, как Хартманн безжалостно и расчётливо вгоняет носок ботинка Бауэру в бок, не отказал и себе в удовольствии пнуть его, целясь в спину. И вдруг грянул выстрел. Пуля выбила искры из стальной переборки и, чудом никого не зацепив, взвизгнув парой рикошетов, ушла в потолок. Эффект оказался впечатляющим. Все, кто находился в центральном посту, вповалку распластались на полу. Единственный кто продолжал стоять, — боцман Вернер Рикен. Скорее по причине природной заторможенности, чем бесшабашной храбрости, он глядел на дымящийся ствол «Вальтера» в руках Бауэра и в полной растерянности моргал глазами. И не оттого, что прогремел выстрел, а потому, что боцман не понимал — как он вообще мог произойти? Разыскав первого помощника между труб торпедных аппаратов, первым делом он отобрал у него пистолет. Однако Бауэр не был бы Бауэром, если бы после того, что с ним случилось, не прятал под курткой не один, а два компактных офицерских «Вальтера».

— Все назад! — он отступил к переборке носового отсека. — Кто сунется — пристрелю!

Приволакивая ногу, Бауэр, пятясь, нырнул в люк, и оттуда донеслось, как он заревел на акустика:

— Прочь с пути, ублюдок!