– Могу поспорить, что маму ты любил больше, чем папу, – предположила Арина, поднимаясь на борт. Она сказала себе: «Нечего вешать нос. Надо принимать жизнь со всеми ее чудесами». Но стоило ей ступить внутрь, она остолбенела. Тут не летать – тут бы жить да жить!

Максим внимательно наблюдает, как Арина осторожно прикасается кончиками пальцев к иллюминаторам, стенам с мягкой обивкой, к подлокотникам роскошных кожаных кресел. Проход, в отличие от того, что был в самолете, доставившем ее сюда из Москвы, очень просторен, но Арина застыла в нерешительности.

– Тут нужно разуваться? – спрашивает она, и стюардесса с видимым усилием сдерживает улыбку.

– Нет, Арина, – мягко отвечает Максим. – Не нужно.

– Мне хочется попросить бахилы, – смеется Арина. – Знаешь, такие, синенькие, полиэтиленовые.

– Бахилы? Что это такое? – переспрашивает Максим, и в глазах его нет понимания. Арина машет рукой и проходит в глубь просторного салона, изумленно осматривая всю эту блестящую, переливающуюся позолотой и глазурью роскошь, ослепляющую ее. Походка и движения ее осторожны и нервны. Она – как кошка, забравшаяся в чужой огород в поисках вкусненького.

А вдруг она что-нибудь здесь поломает? Всю жизнь не расплатится!

– Ну как, тебе нравится? – спросил Максим, проведя Арину в зону отдыха. Самолет и в самом деле был – полная чаша и мечта сибарита. Этот самолет создавали не для того, чтобы летать. Наслаждаться жизнью, в буквальном смысле витая в облаках. Мягкие ковры, ненавязчивая подсветка, мягкие кожаные кресла и два дивана с удобными подлокотниками, а в центре – большой журнальный столик, место для неформального общения. Чуть дальше – обеденный стол на восемь персон, сервированный по всем правилам этикета. Огромный плоский телевизор во всю стену – кинотеатр на высоте в несколько тысяч метров.

– Тут еще и спальня есть, – прошептал Максим, подобравшись к Арине сзади. Она дернулась и резко обернулась. Максим хитро улыбался. – Показать?

– Ты что… Ты же сам говорил…

– Говорил, говорил, – закивал Максим. – Но мечтать-то можно! Особенно когда ты в этом прекрасном платье. У тебя очень красивая спина, Белоснежка.

– Арина.

– Белоснежка, – настоял Максим. – Хотя бы сейчас не выводи меня из себя. И, кстати, если захочешь переодеться, твои вещи вон там, в чемоданах.

Максим махнул рукой в сторону багажного отсека, дверь в который была все еще открыта – видимо, не весь багаж поступил. Арина кивнула и с радостью устремилась туда. Переодеться – это было как раз то, что надо. Ноги гудели от целого дня на шпильках. Летнее платье в стиле «русский сарафан», свежее белье и сандалии в греческом стиле. Какое облегчение.

– О, вы уже здесь! – раздался голос у входа. Арина обернулась и увидела, что на нее смотрит пожилой худощавый мужчина с приятным лицом и холодными глазами. Первая реакция – она подумала, что это и есть пресловутый и пугающий отец Максима, но потом она узнала мужчину. Это тот самый таинственный обладатель утреннего голоса.

«Твоему отцу не понравится, если ты возьмешь ее с собой».

Слава богу, это хотя бы не его отец.

– Аркадий! – кивнул Максим, и во взглядах, которыми они обменялись, словно было закодировано какое-то скрытое от посторонних и понятное только им сообщение.

– Макси, скажи этим дуроломам, чтобы проверили мои коробки. Ненавижу немецкий. Ну, доброй ночи! – Аркадий улыбнулся и сделал шаг к своему месту, не сводя с нее глаз. Он говорил подчеркнуто дружелюбно, но глаза его жили отдельной жизнью, он смотрел, запоминал, анализировал. Арина почувствовала, как мурашки побежали по ее рукам, по спине, и ее сарафанное платье показалось ей вдруг чересчур коротким и чересчур открытым.

– Мы-то здесь, а вот ты куда пропал, Аркадий? – Максим подошел к Арине и взял ее под руку.

– Пытался раздобыть свежую газету. Но где там, разве ночью такое возможно? Все уже разобрали. Говорил я, нужно лететь пораньше. Ты представишь меня своей очаровательной спутнице? – Аркадий говорил миролюбиво, как добрый дядюшка из деревни, приехавший навестить любимых племянничков. Арина старательно напоминала себе, что это – только фасад. Все они тут – ледяные, скрытные люди и имеют альтернативный интерес.

– Да с удовольствием! – Максим улыбнулся «телевизионной» улыбкой. – Знакомься, дорогая, это вот наш незаменимый и вездесущий дядя Аркадий. Аркадий, ты уже наслышан о моей Арине.

– Значит, Арина? – и Аркадий выжидающе посмотрел на нее, рассеянно улыбаясь.

– Арина Петровна, – пробормотала она.

– Арина Петровна, – радостно кивнул Аркадий.

– А вы, простите? Аркадий… – Арина застыла в той же позе и с такой же рассеянной улыбкой на губах. Аркадий сузил глаза, Максим рассмеялся.

– Вот так! Только и держись.

– Аркадий Германович, – пробормотал тот после долгой паузы. А затем тоже широко улыбнулся, словно объявляя перемирие. – Не знаю, как вы, а я страшно проголодался. И за хорошую чашечку кофе сейчас убил бы. Элечка, детка, вы не узнаете, через сколько мы взлетаем.

Эти слова были адресованы вышколенной стюардессе, которая только коротко кивнула и моментально направилась в сторону кабины пилотов. Через десять минут самолет уже взлетал, а Арина, Максим и Аркадий Германович сидели за столом и наблюдали за тем, как исчезает в иллюминаторе сияющий разноцветными огнями ночной Берлин. Арина не знала, о чем думал в этот момент задумчивый Максим или обманчиво расслабленный, сосредоточенно пьющий кофе Аркадий. Арина думала о том, что она совсем не видела города, ничего не вспомнит о нем, ни единой толковой достопримечательности, и тем не менее она никогда не забудет Берлин. Тут она лишилась девственности, и память об этом городе теперь навсегда останется с нею.

– Вы будете первое? – тихий, вежливый голос вырвал Арину из воспоминаний, жгуче приятных и одновременно охлаждающих, как ведро ледяной воды. С Максимом Коршуном ничего не могло быть просто, и даже сейчас, после всех этих дней и ночей, Арина не могла сказать с уверенностью, что он за человек.

Почему-то ей казалось, что он – хороший человек. Но какой спрос с влюбленной женщины?

– Я не очень голодна. И потом, скоро уж завтракать!

– Брось, – вмешался Максим. – Какая разница, сколько времени. Ты не ела целый день. Тот десерт из малины не в счет. Тебе надо поесть.

– Тогда пусть… пусть дадут то же, что и тебе, – схитрила Арина. Максим скорчил рожицу, но ничего не сказал. Аркадий долго и подробно расспрашивал Элю, как приготовлен клэм-чаудер, но в конце концов отказался и попросил принести ему что-нибудь из птицы. Утку в клюквенном соусе? Пожалуй… пусть будет утка…

– Что ж, Ариночка, – Аркадий невозмутимо проигнорировал ее удивленный взгляд и продолжил называть ее, как и всех женщин, уменьшительно-ласкательным именем. – Я слышал, вы хотите стать ветеринаром?

– Я учусь на ветеринара, – вежливо отвечала Арина. – А ты, Максим, когда ты понял, что хочешь быть фотографом?