– И что Моника ответила?

– Правду. Что не знает, с кем она уехала, может, одна. Но в последний раз Ступишина ее видела с Григорием Сидоровым, который сейчас и держит связь с парочкой и ее матерью, как нам известно. Что скажешь?

– Да что тут говорить. Погнали к Сидорову.

…Они ворвались в подъезд элитного дома, прошли с удостоверениями мимо окошка охраны, поднялись на третий этаж. На звонок в дверь им никто не открыл. Слава кивнул ребятам, они легко отжали замок, который просто захлопывался. Прямо в прихожей хрипел, пытаясь подняться, человек, вместо лица у него было кровавое месиво.

– Ребята, хозяину воды и «Скорую», – велел Слава. – Серега, давай его перенесем на диван.

Сидорову плеснули водой в лицо, влили несколько глотков в разбитый рот.

– Вы можете говорить, Григорий? – спросил Слава.

Тот кивнул.

– Кто на вас напал?

– Я не знаю.

– Вы сами открыли дверь?

– Да.

– Сколько их было?

– Четыре человека.

– Они требовали у вас деньги?

– Нет. Просто вырвали из рук сотовый, схватили в комнате ноутбук, еще два телефона… Я пытался отобрать. Там много документов… Они… Вот так.

– Григорий, сейчас приедет «Скорая», вам помогут. Один вопрос: в ваших контактах есть Ульяна Леонтьева и Димитрис Костаки?

Глаза Сидорова испуганно забегали. Потом он с трудом произнес:

– Они там есть. Только под условными логинами…

– Ставлю вас в известность. В больнице вы будете под охраной. Как только врачи разрешат, мы вас допросим не только как пострадавшего, но и как свидетеля по делу об убийстве Виктории Князевой.

– Нет, вы ошибаетесь… – Сидоров закатил глаза и потерял сознание.

Оперативники впустили в квартиру врачей «Скорой».

У кабинета Земцова величественно прохаживался Василий Осоцкий.

– Вячеслав Михайлович? – вежливо спросил он, когда Слава открыл кабинет.

– Да, Василий Игнатьевич. Проходите. Мы по телефону уже беседовали насчет гибели Константина Петрова. Я вас узнал: видел по телевизору.

– Да, я помню, вы звонили. Просто я никак не мог подъехать, да и прояснить ничего не мог. В смысле и так все ясно. Убийцы убили убийцу. Мы тут же расторгли договор с этой компанией. Трудно найти честных людей. – Он вздохнул, сел на стул у стола Славы, помолчал, ожидая, когда тот сам начнет говорить.

Земцов тоже молчал, разбирая бумаги, что-то иногда сам себе бормоча, потом ответил на пару звонков. Осоцкий стал нервно подергивать ногой.

– Вы очень заняты, как я вижу. Мы вообще можем поговорить?

– Извините. Жаль, что вы не позвонили заранее, я бы освободил время, а так вам пришлось ждать. Вы по какому вопросу?

– Вы вызываете моего сына по делу об убийстве какой-то девушки, с которой он едва был знаком. Потом являетесь с группой захвата и пугаете его, что он будет доставлен принудительно и привлечен как подозреваемый… Что за дела?

– Обычные следственные действия. Обнаружено тело убитой девушки, причем, по заключению экспертизы, не там, где она была убита. Прошло время, в течение которого ее никто не искал. Потом мы все же вышли на ее отца, он опознал труп. Это Виктория Князева. Ваш сын был с ней знаком… Может, это и называется «едва». Но есть свидетели, которые утверждают, что у них были близкие отношения.

– Ну и что? Он что, в ответе за всех девушек, с которыми у него близкие отношения?

– Да нет, просто именно эта его чем-то шантажировала, а он ей угрожал убийством. Так показывают свидетели. Вы по-прежнему считаете, что мы побеспокоили вашего сына без оснований?

– Подождите. Вы могли просто проверить его алиби. Оно наверняка у него есть.

– Мы не знаем точно до минуты времени убийства, мы не нашли место, где оно было совершено. При таких обстоятельствах трудно просчитать, есть алиби или нет. К тому же ваш сын живет один, без семьи, а его прислуга скажет то, что ему нужно. Мы ни в чем его пока не обвиняем. Просто просим о честном сотрудничестве. Если человек не виноват, то почему не помочь найти преступника? Вы согласны?

– Не уверен. С какой стати все должны терять время, помогая вам выполнять свою работу…

– Вы хотите сказать, что ваш сын отказывается помогать следствию?

– Это пусть он решает. Мое мнение – надо помочь, но в присутствии адвоката.

– Будем рады послушать обоих.

– Хорошо. Я поговорю с сыном. Какой-то бред – допустить, что мой сын способен убивать девушек, с которыми спал или ссорился…

– Да мы такой расклад и не допускаем в принципе. Василий Игнатьевич, что вы можете сказать по поводу увлечения вашего сына оружием? Все эти стрелки, которых он нанимает… Я как раз просматривал списки людей, принятых им на работу. В чем заключается их служба?

– Откуда у вас эти списки?

– В этом заключается моя работа – получать нужные материалы.

Осоцкий долго молчал. Потом заговорил совсем другим тоном – доверительным, Славе даже показалось, что искренним.

– Я понимаю, что при таком стечении обстоятельств все это может показаться странным… Но дело просто в складе характера моего сына. Понимаете, он с раннего детства был очень тревожным, недоверчивым. Непонятно, с чем это связано, у него было все, как вы понимаете… Но родители – не боги. Наш сын не очень счастливый человек почему-то. Я с горечью признаю это. Может, в чем-то я виноват, что-то упустил. Все, о чем вы говорите, – оружие, стрелки… следствие того, что Вадик чего-то боится постоянно. У него что-то типа мании преследования. Только не подумайте, что я готовлю сыну диагноз на случай, если все сложится не в его пользу. Я просто хочу вас убедить, может, вы сами в этом разберетесь. Он так защищается. Ему кажется, что повсюду опасность.

– Конечно, мы разберемся. Вы можете не сомневаться. Но всех этих наемников придется тоже проверять.

– Как была убита девушка?

– Двумя выстрелами в затылок. Пули прошли навылет, лицо обезображено… Поэтому опознание было непростым.

– Вы сказали, ее нашли не там, где убили?

– Да. Тело подбросили на террасу к одному человеку. К ее директору.

– Интересно. А орудие убийства обнаружили?

– Да. Его тоже подбросили к этой террасе. Отпечатков пальцев нет. Это оружие ее директора, видимо, заранее похищенное.

– Ничего себе! И вы заявляете, что мой сын – подозреваемый, чуть ли не единственный?

– Я этого не говорил. Я сказал, что, если он попытается скрыться, мы возьмем его как подозреваемого.

– А этого директора?