Ловец успокаивался под её руками, и это ощущалось, как закат солнца над морем. Только что бушевал — казалось, душа не выдержит буйства красок и сейчас разорвётся, но вот всё кончилось, и настаёт вечер, ночь, тишина…

Они уснули в заветрии под нагревшимся за день камнем, и тому, кто при слове «подростки» немедленно говорит «секс», следовало бы увидеть эту целомудренную ночёвку. Когда Кристина проснулась, Ловца рядом не было, зато прямо перед её лицом цвёл и трепетал нежный куст едва ощутимо пахнущих колокольчиков.

Вечером их здесь не было!

Тина села и огляделась. Ловец стоял поодаль и облизывал потрескавшиеся губы, наблюдая за ней. Неумолчный ветер гонял вокруг его ног маленькие песчаные вихри.

— Ты умеешь выращивать цветы за одну ночь?! — изумлённо воскликнула Тина.

«Так вот, значит, какое в нём чудо…»

— Да нет, что ты, — рассмеялся Ловец. — Я просто выкопал их и аккуратно пересадил. Всё просто.

— Мог бы разок и соврать, — буркнула Тина. Она была тронута чуть не до слёз, но не знала, как об этом сказать.

Нужные для этого слова ещё не проросли в ней.

Между тёплыми от солнца деревянными шпалами заброшенной железной дороги уютно росли поповник и настоящие ромашки. В тупике стояла цистерна, похожая на заблудившуюся корову. Оранжевые от ржавчины рельсы уходили под исполинские чёрные ворота. Из таких ворот впору выезжать целым космическим ракетам. Или гигантским деталям для атомных станций. Одна створка покосилась и опасно висела на покорёженной петле. Кирпичная, лишённая окон стена поднималась невозможно высоко вверх. Туда, где ещё виднелись полустёртые буквы, каждая — в два человеческих роста: «Продовольственная программа СССР — дело общенародное!»

Ловец, не сбиваясь с шага, нырнул в тёмную щель под воротами. Тина помедлила, но последовала за ним. Собаки принюхались и предпочли остаться снаружи. Полуволк растянулся на шпалах и замер, точно северный эквивалент сфинкса. Хильда бродила в ромашках, вспугивая кузнечиков…

Когда глаза привыкли к полумраку, Тина увидела огромный, почти пустой зал с остатками непонятных сооружений и механизмов. Свет падал сверху широкими косыми полосами, выстилая засыпанный осколками кирпича пол светящимся мозаичным ковром. В одном пятне света крутился и подскакивал Букашка. Он играл с крупным котом. В руке у него был классический бантик на верёвочке. Рыжеватый котище с чёрной полосой на хребте показался Тине очень смышлёным. Он не столько охотился за бумажкой, сколько подпрыгивал высоко вверх, норовя выдернуть у Букашки верёвку. Мальчик со смехом уворачивался.

— Вот это котяра, — шёпотом восхитилась Тина. Когда-то она пыталась «пробить» родителей на котёнка. — Ну и здоров…

— Это вообще-то рысь, — ответил Ловец. — Видишь, какие лапы высокие? И на ушах кисточки.

— Ой, — сказала Тина.

— Не бойся, она ручная. Она у Дезире почти с рождения живёт. Мать её охотник убил.

Букашка весело помахал вошедшим рукой.

— Офигеть, — вырвалось у Тины.

Рысь вспорхнула на плечи малышу, улеглась там и вытянула когтистую лапу, силясь достать-таки неуловимую верёвочку.

— Где все? — громко спросил Ловец.

Букашка указал куда-то в темноту:

— Там…

— Они что, здесь живут? — спросила Тина, когда они с Ловцом шли коридором, с потолка которого свисали дохлые анаконды толстых кабелей. — В этих развалинах?

— Иногда, — ответил Ловец.

В небольшой комнате тоже было полутемно. Узкое вертикальное окно, выходившее куда-то на цеховые задворки, почти не давало света. Однако зрение успело адаптироваться, и Тина отчётливо различала: за столом, не доставая ногами до пола, сидел очень толстый мальчик и ел что-то с металлической тарелки. Прямо руками. А возле стола стоял, улыбался, делал руками странные пассы и одновременно прихлёбывал из бутылки смутно знакомый алкаш. Ну да, конечно, — безмолвный спутник бича-философа с лесной дороги. Он и теперь молчал. Только все его движения, особенно если прямо не смотреть, казались удивительно говорящими: ещё чуть-чуть — и поймёшь…

— Это вы?.. Это вы — Дезире?!! — потрясённо вскрикнула Тина.

— Нет, это Родион. Познакомься, — представил Ловец.

— А я сегодня Федора, — тонким голосом сказал мальчик и спрыгнул с табуретки. Стало видно, что он был одет в коротенькую юбочку и детские шерстяные колготки с рисунком. Он подошёл вплотную, оказавшись почти на голову ниже девочки, и протянул Тине пухлую руку.

— Кристина. — Та скрыла брезгливость, слегка пожав его пальцы, мокрые и скользкие от недавней еды. — А где же Дезире?

— Здесь.

Тина обернулась и заметила в самом тёмном углу помещения ещё одну фигурку, сидевшую на высоком помосте — не то верстак, не то нары. Сердце стукнуло в рёбра! На мгновение Тине показалось, что перед ней была Алла. Но только на мгновение. Нет, конечно же нет — Дезире была худая и двигалась совсем по-другому. И причёска была не похожа — длинные волосы наискось падали на лицо…

— Зачем ты её сюда привёл? — Алкиным голосом требовательно спросила Дезире.

— Она так захотела.

Ловец не оправдывался, просто объяснял. Это Тине понравилось.

— Ты можешь подойти? — спокойно спросила Дезире.

Тина взглянула на Ловца. Он начал обозначать губами какие-то слова, но потом махнул рукой и кивнул. Тина сделала несколько неуверенных шагов… Дезире протянула руку, словно собираясь схватить её за нос, и одновременно мотнула головой, отбрасывая волосы с лица. Тина отшатнулась. Глаза Дезире были белыми, без радужек и зрачков, — на их месте виднелись лишь тёмные, словно нарисованные окружности!

— Ой! — вырвалось у неё. — Что это с тобой?!

— Ну да, к моей внешности надо привыкнуть, — вполне мирно заметила Дезире. — Обычно при желании получается.

Тина постояла несколько секунд, покачиваясь с пятки на носок. Потом решилась и снова шагнула вперёд, сообразив, что Дезире просто хотела познакомиться с ней, ощупав лицо.

— Это ты напугала Алку на речке. — Тина не спрашивала, а утверждала. — А что было на озере? Где туман?..

Родион принёс миску с мелкой лесной малиной, пластиковую бутылку молока, кружки, тарелку с розовыми кусками варёной рыбы, посыпанными какой-то пахучей травой. Федора потянула было к ним руку, мужчина ласково, но решительно шлёпнул её по пальцам. Федора обиженно засопела, однако подчинилась запрету. Тина подумала, что её, должно быть, ограничивали в еде — и так толстая. Ловец молча присел к столу и стал сосредоточенно есть, не глядя по сторонам.

— Ничего особенного там не было, — сказала Дезире. — Ей было одиноко, я услышала и…

— Ничего себе лекарство от одиночества, — вздрогнула Тина. — Алка же со страху чуть не рехнулась! Ты хоть знаешь, что она тебя приняла за свою сестру-близнеца? Которая умерла?