Гулльвейг улавливала образы, истекающие из его бубна: бегущие волки, олени, медведи — все они выходили из натянутой на обруч шкуры, похожие на игрушечные фигурки, и направлялись к трясине. Чего же добивается шаман? Ведьма позволила себе отдаться ритму бубна, мысленно перевернув инструмент. Спустя некоторое время она уже понимала его, обладала им. Теперь она сама задавала ритм. Колдун был слишком сильно сосредоточен на человеке в трясине, он не сознавал, что она здесь, что звук его бубна немного изменился и теперь выбалтывает все свои тайны, которые сейчас же налипают на паутину сознания ведьмы. Мысли шамана были для королевы ведьм словно открытая книга. Он искал близнеца, ставшего наследником конунга; Гулльвейг было ясно, что он сознает его значимость, но не имеет ни малейшего понятия, как быть дальше.

Королева ведьм была довольна. Ее противник у нее в руках, внимание его отвлечено, он не подозревает о ее присутствии, сосредоточившись на том, чтобы его убогая магия повлияла на молодого человека, погруженного в воду. Ведьма ощутила, как руны поднимаются на поверхность сознания, стремясь пронзить колдуна острыми рогами, сжечь дотла, заморозить, утопить, закопать в землю, удушить.

В темноте пещеры она ощутила, как чья-то рука коснулась ее руки. Гулльвейг обернулась на тусклый свет свечи из китового жира и увидела, что рядом с ней, улыбаясь, сидит женщина с обожженным лицом. В следующий миг ведьму осенила одна мысль, и она позабыла о своей странной соседке.

Ведьма поняла, что маг, каким бы слабым он ни казался, это бог Один. А значит, выказывая слабость, он просто-напросто скрывает свою силу. Если она нападет на него, он обязательно выживет, победив же, бог поймет, кто он такой, осознает свою силу и сокрушит Гулльвейг.

Свеча замерцала, и вокруг ведьмы вытянулись тени; ей показалось, она ощущает присутствие своих кровожадных предшественниц, которые глядят на нее прямо из скал. Ведьма знала, что это внезапное появление — не просто так, это знамение.

Мысли мага могут показаться безумными, однако, как и некоторые другие формы сумасшествия, они несут на себе налет гениальности. Первые ведьмы знали, что Один практикует женскую магию. Он единственный из всех мужчин овладел женским искусством — сейдром, как его называли. Локи говорил Гулльвейг, что бог жаден до знаний, а на нее разозлился за то, что она слишком хорошо владеет магией. Значит, бог ненавидит сильных магов из числа людей и хочет уничтожить их. «Отлично, — подумала ведьма. — В таком случае, если бог сам явится в царство людей и увидит в себе сильного мага, то набросится на самого себя». Бога можно провести и заставить уничтожить собственное воплощение. Один, как известно, все ненавидит. Сумеет ли он спастись от собственной ненависти? Вряд ли.

Гулльвейг поможет шаману, увеличит его силу, ослабнет сама и таким образом отвлечет от себя внимание бога, заставив его сосредоточиться на собственном земном воплощении. Она понимала, что колдун все равно уже увидел довольно много и успел ступить на этот путь. В видениях ему являлись волк и близнецы, и вот теперь колдун пытается призвать волшебного зверя себе в защитники. Он использует для этого девушку. Руна вольфсангель показала ведьме, что дочь знахарки тесно связана с братьями и имеет отношение к их будущему перерождению. Значит, враг Гулльвейг подготовил все, чтобы призвать волка. Однако без ее помощи это ему никогда не удастся.

Девочки-ученицы погибли в ведьминых пещерах вовсе не от руки врага. То было некое пророчество, побуждающее к действию, возможно, даже проявление собственной магии Гулльвейг, подсказывающей, что делать дальше. Ключ к магии, как всегда знали ведьмы, в боли и потрясении. Теперь королева ведьм понимала, что ключ к выживанию — в слабости. Она ослабит силу сестер, увеличит силу своего врага, поможет ему сотворить магию, которая его же и убьет. Она-то думала, что призовет волка, и тот уничтожит бога. Теперь она все поняла. Бог сам сможет призвать себе волка.

Шаман достиг больших успехов и без всяких рун. «С ними же, — подумала ведьма, — он бегом побежит навстречу судьбе». Гулльвейг решила, что может отправить своему врагу подарок.

Одна из старших сестер, та, которая несла руну, сияющую, словно светильник в темноте, проясняющую разум и помогающую сестрам видеть, сейчас умирала, лежа в верхних пещерах. Ее наследница сидела у нее в ногах, погруженная в транс, без которого она не сможет принять в себя руну. Этого, решила Гулльвейг, и не случится.

Диза была права, рассуждая о магии. Заклинание — это не средство, не рецепт, хотя для многих нужны свои ингредиенты, которые необходимо смешивать и томить в темной печи разума. Это скорее мозаика, в которой сначала требуется отыскать важные составные части, а затем соединить в целое; магия больше похожа на вышивание, которое творится с помощью боли и самоотвержения вместо иголки и нитки.

Магия в высшем смысле — это чувство. Королева ведьм, которая годами оттачивала в темноте свои инстинкты, знала, что холодная рассудочность к волшебству не имеет никакого отношения. И чтобы достичь той цели, к которой она стремилась, надо просто начать, взять в руки невидимые нити — одна называется болью, другая отчаянием — и сплести их в нечто большее, чем сумма частей.

Позволив себе провалиться в транс, Гулльвейг думала об умирающей ведьме, и ее дыхание сделалось неровным, а конечности ослабели от сострадания. Мысли королевы ведьм сосредоточились на разложении: болезнь, лопнувшие тела жертв лихорадки, зловонное дыхание умирающих старух. Запах словно прилип к Гулльвейг, и она поняла, что смерть старой ведьмы правильна, она прекрасна и величественна.

Королева ведьм прошлась вместе со старухой по ее предсмертным воспоминаниям. Она видела, как старую ведьму девочкой привели в пещеры, ощутила ее страх в темноте, ее боль, когда она училась, ее восторг, когда в ней наконец зажглась руна, накрепко связывая ее с сестрами. Гулльвейг чувствовала и присутствие остальных ведьм, призрачные тени в сознании старухи; она пошла к ним, говоря, что уже настало время покинуть умирающую, пожелать сестре доброго пути. Ведьмы растаяли, и королева ощутила, как мысли умирающей сестры съежились, обращаясь на самих себя. Когда остальные ведьмы ушли, Гулльвейг еще немного посидела со старухой в ее спутанном сознании. Руна ведьмы сверкала в сумраке, словно фонарь.

Гулльвейг взяла ее, и ведьма умерла. Она видела, что девушка, которой назначено принять руну, ждет в темноте. В своем забытьи королева ведьм взяла ее за руку, и девушка тоже умерла. Тогда Гулльвейг вернулась в болото к Вали и, раскрутив руну, бросила ее шаману.

Она услышала крик, услышала, как ритм бубна изменился, когда руна вошла в шамана. Ведьма мысленно улыбнулась. Теперь колдун обретет дар предвидения и ясность мысли, каких не знал прежде. Он поймет, что делать, когда она пошлет ему следующую руну. Гулльвейг взяла клочок кожи, провела большим пальцем по контурам руны вольфсангель. Шаман теперь чувствует ее присутствие, это ясно. Ведьма подумала о вольфсангеле и раскрыла свое сознание, словно венчик смертоносного цветка, показывая темный нектар руны, скопившийся внутри. Нечто жадно ринулось в ее разум, раздирая и ломая. Ведьма усилием воли приказала себе не сопротивляться, убрать все защитные барьеры. Ей казалось, у нее лопнут глаза, пока гул шаманского бубна словно долотом вырубал из нее руну. Королева ведьм упала на четвереньки, из носа и рта у нее шла кровь, она кусала пальцы, стараясь отвлечься от боли в голове. Гулльвейг ощутила восторг своего врага и боль, когда руна вплела свои усики в его разум. Ведьма была довольна. Воплощение бога семимильными шагами приближалось к тому месту, где его уничтожит сам бог. Вот теперь она действительно может позвать волка, что означает его скорую гибель. Гулльвейг очнулась от транса и задрожала.