— Много ты понимаешь, помоги лучше Кормаку морду мукой припудрить.

— У Басманова с юмором туго, — напомнил назгул. — Ведь как пить дать велит нас плетьми сечь!

— Небось не велит. Иди уже к ирландцу, или перестань путаться под ногами.

* * *

Перед шатром Басманова, под хмурым взором Ярослава, они обозначили сценическую площадку с помощью пары бочонков и сломанной скамьи, установили палатку для новоявленных артистов.

Вскоре появился князь в сопровождении сицилийца и Серебряного. Никита Романович оглядел новшества, сослался на срочные ратные дела и быстро удалился.

— Хороший мужик, — прокомментировала его ретираду Дрель, — но полный солдафон. Опричник, похоже, натура более утонченная.

— Готовы твои, или как? — поинтересовался Басманов.

— Уже все, княже, сейчас начнут. Появились последние участники действа — отрядные гоблины, волоча с собой блокфлейты, невесть как дожившие до сего дня, а так же трофейный бубен и барабан. Грянула музыка, вернее некий шум, сделавший бы честь группе «Коррозия металла».

Басманов поморщился, откровенно развлекающийся сицилиец засмеялся и задрыгал тонкими руками.

Провальное вступление, за которое ангмарец готов был истребить всех орков и гоблинов, вселенной, наконец закончилось, сменившись на лирическое пение флейты. Девушка Тора превзошла саму себя, с душой исполнив хрестоматийную мелодию «Биттлз» под названием «Yesterday».

На «сцену» вышел Черный Хоббит, и ангмарец едва ли не в голос застонал. Дрель до последнего мгновения держала его подальше от приготовлений к выступлению. Хотя командир Легиона и знал общую идею, он все равно оказался потрясен до глубины души.

— Ссылка в солекопные тоннели к Строгановым — как минимум, — забормотал назгул. — А предварительно — прижигание ступней каленым железом и бичевание…

Плечистый детинушка был одет в длиннополую белую рубаху с несуразно длинными рукавами. На эту вкривь и вкось сшитую штуку, напоминавшую гротескный погребальный саван, заботливые женские руки нашили ярко-зеленую бабочку и ядовито-желтые пуговицы величиной со щитовой умбон каждая. На бритой голове Хоббита красовался высокий колпак, белая от муки морда с помощью угля превратилась в скорбную физиономию Пьеро.

Хоббит воздел руки, качнув свисающими до земли рукавами, и провозгласил жалостливо:

Пропала, исчезла невеста моя,

Мальвина сбежала в чужие края.

Один из гоблинов едва не подавился флейтой, второй отвернулся и стал издавать захлебывающиеся горловые звуки, похожие на рыдание.

Следом за модернистским Пьеро, пред очи светлого князя выскочил Артемон. Роль верного и отважного пса исполнял ирландец Кормак. Окрашенные дегтем пучки пакли, изображающие хвост и гриву пуделя особенно удались главному режиссеру.

Когда известный мастер меча издал приглушенное рычание и поклялся извести всех недругов Пьеро и спасти кукол от порабощения злым Карабасом, ангмарец прошептал, уставившись в облачное небо:

— Бичеванием дело не ограничится. Вырывание ноздрей, колесование и развеяние праха посредством стрельбы из пушки…

Басманов обернулся к нему и недовольно проворчал:

— Боярин, коли неохота слушать, поди к Ярославу со стрельцами. Они за шатром в кости играют, беса тешат.

Назгул вытер холодный пот со лба и шатающейся походкой направился в указанное место. Ярослав без слов протянул ему кожаный стакан и костяные кубики.

— Княже развлекается, — буркнул назгул.

— Это хорошо, — огладил бороду засечник. — А то совсем зачах в трудах своих. Ведь ни соколов ловчих нету, ни псов, да и на медведя с рогатиной тут не сходишь. Нет медведя в Ливонии, всего немчура повыбила…

Назгул попытался погрузиться в игру, но всякий раз вздрагивал всем телом, когда до него долетали особенно удачные или пронзительные реплики Буратино, Артемона или Пьеро.

— Со света сживу, — бормотал сквозь плотно сжатые губы назгул, проигрывая кон за коном. — Перед строем из катапульты расстреляю! Станиславские, Немировичи-Данченко, Шекспиры блин…

— Ты не волнуйся так, боярин, — попытался урезонить его Ярослав. — Коли князь до сих пор не осерчал и не погнал твоих, стало быть — по сердцу пришлось. Небось, не хуже басурманского балагана.

— Изобретательнее, это уж точно, — проворчал назгул, наконец-то выкинув пятерку и шестерку. — Да и с фантазией у наших лучше.

— Опять срамные латинские слова говоришь, — укорил его засечник. — Хоть бы рот после них студеной водицей полоскал… Ведь накличешь демонов адских!

Ангмарец замолчал.

Вскоре представление закончилось. Несмелой походкой назгул направился ко входу в шатер. Басманов встретил его приветливо.

— Вот если так же — да с куклами…

— Будут куклы, будут и спектакли, — пробормотал назгул. — Мастер вестей не подавал?

— Да рановато еще, это же не коня подковать, и не гвоздь смастерить.

Сицилиец вертелся вокруг Дрели, что-то говоря и суматошно размахивая руками.

— Закордоннику понравилось, не стал лаять наш балаган, — заметил Басманов самодовольно, словно сам только что выступал. — Знай наших!

Ангмарец подошел к Дрели. Та уставила на него палец:

— Ничего не говори, ладно. Князь доволен, итальянец даже к себе зовет. Оценил, между прочим.

Назгул медленно достал кинжал и один за другим срезал с головы эльфийки синие банты, потоптался по ним, плюнул и направился прочь от сцены. Через десяток шагов обернулся и крикнул:

— Этот номер может пройти здесь, но не в Европе. Там Буратиной или Оптимистической Трагедией не отделаешься. Придется Ариосто зубрить. Да и спрос есть только на кукол.

— Да мы же так, для затравки… Спонсора ублажить…

Назгул высказал в пространство несколько длинных сложносоставных и насквозь непечатных предложений, погрозил кулаком довольному Хоббиту и едва ли не бегом двинулся к своей палатке.

На следующий день Басманов куда-то исчез из лагеря Серебряного вместе с Ярославом и несколькими засечниками. Ангмарец велел Шону провести очередной тренировочный день, а сам направился гулять по германскому городу, без всякой цели заходя в лавки и харчевни.

Ирландец в тот день лютовал. Одев дружинников в полный доспех, до седьмого пота гонял вокруг лагеря. Потом разделил по парам, выдал палки вместо мечей и топоров, сам встал напротив Кормака.

— Три поединка по две минуты, — провозгласил он, хищно глядя на своего супротивника. — Потом передых и еще два раза. Майка отсчитывает время. Банзай!

С древним самурайским кличем он кинулся на своего бывшего уже подчиненного, осыпая того градом ударов. Кормак пытался прикрываться щитом, парировал и вертелся юлой. Но все равно несколько ударов пришлось по ноге, а один по маковке островерхого шлема,