не всем известна. Ничего необычного в поведении людей не примечалось. Егор вернулся на постоялый двор.

Антипа не было. Егор решил ещё походить по улицам и посмотреть, что нового появилось в Тайшете. Ходил, смотрел, а мысли были только о войне. Его мучил вопрос: «Если будет мобилизация, то кого будут брать?»

Тревожные мысли не давали покоя. В конце концов он оказался у дома Ручкина, решил зайти наудачу. Может, Екатерина Павловна дома, всё ж будет с кем поговорить.

Жена Ильи Ильича обрадовалась Егору. Проводила в комнату, стала расспрашивать о семье. Егор отвечал не очень складно. Ручкина поняла: случилось что-то серьёзное, стала выпытывать причину такого состояния.

— Вы слышали, говорят, война началась с японцами.

— Порт-Артур? Так это далеко. Это даже не в России.

— Как не в России? — не понял Егор.

— Это в Китае.

— А как же война с Россией?

— Этот порт принадлежит России, но находится далеко.

— Что же выходит?

— Илюша придёт, всё объяснит. Вы посидите, а я ужин приготовлю. Илюша скоро будет.

Хозяин пришёл через четверть часа.

— Илюша, Егор Петрович говорит, что война в Порт-Артуре.

— Вы уже знаете? Откуда?

Егор передал утренний разговор с Зюзенцевым. Рассказал в подробностях.

— Аналитический ум у купца, всё разложил верно, я согласен с ним. Только как в жизни повернётся? Слава богу, если по-купеческому всё сложится. А если нет? Вот тебе и поворот. Сегодня новость пришла, ещё пока никаких распоряжений нет. Скорее всего, переселение не отменят. Нет, не отменят. Замедлится, но, я думаю, потом будет новая волна.

Друзья проговорили допоздна. Ручкин заверил, что о любых переменах он срочно сообщит Егору. Не стоит унывать так сразу, время покажет. Скорее всего, война не будет долгой, а в нашей стране многие и не заметят её.

Ночевать Егор пошёл в гостиный двор, сославшись на то, что неудобно оставлять напарника одного в чужом месте. Антип уже все глаза просмотрел, ожидая Камышлеева. Кони стоят на месте, а хозяина нет, никто из прислуги тоже ничего не знает. В городе Антип услышал новость о войне. Сначала он, как и Егор, не осознал её, но потом до него стало доходить, что на войну могут забрать его сына.

«Как же так? — спрашивал себя Антип. — Парень только женился, дитя народил, а его — в армию. А на войне всякое бывает. Что же тогда с сыном будет? Нет, конечно, умереть никто не даст дитю. Ну а сиротство — это как, по-доброму?»

Кое-как сделав покупки, Антип направился в гостиный двор, чтобы поделиться сомнениями с Егором Петровичем, надеясь, что уж он точно подскажет, как быть и что делать. Но Егора не оказалось на месте, хотя, судя по тому, что кони были на месте, он приходил. Никакого терпения не хватало ждать. Когда Егор пришёл, немного отлегло от души.

— Слышал новость? — спросил Антип.

— Слышал, ещё утром.

— Чего думаешь? Людей набирать на войну будут?

— Пока ничего не могу сказать. Не знаю, и никто ещё не знает. Я уже говорил со знающими людьми — никто ничего толкового не говорит.

— Ну, хоть что-то говорят. Насколько это дело завязалось?

— Говорят, что должно быстро решиться. Ведь война не в России, а где-то в Китае.

— Матерь Божья, — перекрестился Антип. — А мы-то зачем в Китай подались?

— Не могу ничего сказать, надо ждать. Кто знает, каким боком повернётся это дело.

— Ты, Антип, раньше времени не волнуйся. Может, и пронесёт мимо эту беду.

— Да уж хорошо бы, а то только стали привыкать к нормальной жизни — и на тебе.

Уснуть не могли долго оба: ворочались, вздыхали. Только под утро задремали.

Ехали домой молча, новость не радовала и не располагала к разговору.

Прошла зима. Ещё пару раз Егор возил обозы в Тайшет, там всё было по-старому. Война не окончилась, но была так далеко, что ничем не тревожила далёкий сибирский уголок. Людей всколыхнула новость, но вскорости и забылась, на войну никого не взяли, воя провожающих жён и матерей никто не слышал. Не тронула людей война, и быстро про неё забыли.

В Камышлеевке жизнь шла своим чередом. Люди попривыкли к новому месту, обустроились. Строили планы, расширялись понемногу, возводя постройки для скота. Лютая прошедшая зима показала, что в тёплом хлеву скотине лучше. А корова в хлеву — что тебе печка: там и курам тепло, несутся даже среди зимы, и телёнку хорошо. Для свиней другой хлев надо, в одном всей скотине тесно. Вот и шевелятся хозяева: никогда такой самостоятельной жизни у них не было. Всё на барина горбатились. Никто не указывает тебе. Жаль только родную сторонку, не выходит из головы совсем. Другой раз так заболит душа, что выть хочется, потом в заботах отойдёт, забудется. Зима освобождает крестьянина от тяжёлого труда — вот тут и выползает тоска.

Пришло тепло. В это время Егор затеял расчищать поля за рекой, перед деревней. В свободное время мужики валили лес, хороший шёл на строительство, негодный — на дрова. Ребятишки, и те были заняты делом: окапывали и выжигали пни, следили, чтобы огонь не расползался далеко. Хотя по свежей траве можно было и не следить. Так всё лето и прошло в делах. Короткое сибирское лето расписано по денёчкам, когда и что делать. Сначала посадки, потом прополка, затем сенокос. Сена на каждый двор уже готовили помногу: было кому скармливать. Потом убирали хлеб, молотили, копали картошку — только вертись. Хорошо, когда погода позволяла, а то и вымотает всю душу, пока приберёшь урожай.

К осени поле было уже большое, но делить Егор не спешил.

— На следующее лето расчистим ещё, потом и разделим. Чего сейчас грядки кроить.

Последние переселенцы, прибывшие из Белоруссии, Юшкевич и Сушкевич, переглянулись, но промолчали. Другие мужики заворчали.

— Вы чего хотите? — спросил Егор.

— Хотели бы знать, как будем потом делить: поровну со всеми или кто приехал последним, тем и надел поменьше, — сказал Фирсанов Никодим.

— У кого есть ещё сомнение? Антонов, Бутьянов, Лятин, Томаев Прохор, вы все сомневаетесь? Морозов, Козлов, Селезнёв? Говорите, как есть. Ибрагимов?

— Я тебе верю, Егор Петрович, ты не обманешь, — сказал Шухрат, волнуясь. — Аллах видит, я говорю правду.

— Ты, Антип, что скажешь?

— Кто-то у них воду мутит, я пока не знаю кто, узнаю — башку скручу. Где это видано, чтобы Егор Петрович слова не держал. Сказал — поделит, значит, поделит.

— Стыдно за вас, мужики, — добавил Трифон.

— Обманывали много в жизни, вот и нет веры, — сказал Прохор Томаев. — А землицы никогда не хватало.

— Сейчас у тебя есть земля,