Стены были не нужны. Вулф стал ей защитой и опорой. Его забота, его нежность и были теми объятиями, в которых она могла укрыться. Кимбра ненадолго прикрыла глаза, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда-либо прежде, и безмерно наслаждаясь этим, а когда открыла их снова, страх исчез. Она была спокойной, решительной.

Вулф оглядел пленников, снова посмотрел на Кимбру и вдруг поднялся.

— Олаф!

Одноглазый вышел вперед. Они с Кимброй приятельствовали еще со времени дороги в Скирингешил, поэтому он дружески ей кивнул, прежде чем предстать перед ярлом.

— Принеси топор!

Толпа разразилась криками одобрения. Множество рук сразу вцепилось в пленных, и их поволокли на площадь, где стоял позорный столб и происходили казни. Там уже ждал Ульрих, мрачный, но спокойный. Плечом к плечу с ним стоял, склонив голову в молитве, брат Джозеф, а чуть поодаль переминалась бледная Брита.

Кимбра хотела отослать ее прочь, но не сумела разжать стиснутых зубов. Все, на что она была способна в эти минуты, это кое-как держаться. Позорный столб напоминал о порке, о свистящих ударах бича. В памяти всплыли намеки брата Чилтона на чудовищные пытки, которым викинги подвергают своих пленных врагов, — пытки, в сравнении с которыми простая порка кажется сущей ерундой. Кимбра сжалась в тесный комок, ожидая, что вот-вот ее захлестнет волна ужаса и боли. Но Вулф был рядом — ее опора, ее защита.

— Это не люди! — произнес он с отвращением. — Это нечисть! Они хуже падали, которой кормятся стервятники!

Толпа жадно внимала каждому слову.

— Воин не опозорит свой меч, если прикончит нечисть!

Ответом был ропот согласия.

Вулф сделал знак Олафу. Тот подтащил одного из пленников, толкнул на колени и пригнул головой к обрубку дерева (до этой минуты Кимбра не знала его назначения, просто инстинктивно избегала, теперь же поняла, что это плаха). Дракон схватил приготовленный топор, взмахнул им и нанес удар. Голова покатилась по плотно утрамбованной земле.

Вдвоем Дракон и Олаф быстро разделались с пленниками. Остался лишь главарь, посмевший оскорбить Кимбру. Вулф принял топор и приблизился.

— Иди и положи голову на плаху, — приказал он. — И благодари мою супругу за то, что умираешь так легко. Если бы не она, ты сполна познал бы вкус мучений.

Главарь заковылял к плахе, хорошо понимая, к чему приведет неповиновение. Окровавленное лезвие снова рассекло воздух и опустилось точно в цель. Земля жадно впитала новую порцию крови.

Никто в толпе не проронил ни звука, только ветер, что прилетел с моря, принес отдаленный крик ястреба.

— Смотрите, он снова зевнул! — воскликнула Надя.

Заботливый отец не сводил глаз со своего крохотного сына, а тот, ничего не зная о восторге родителей, снова продемонстрировал умение разевать беззубый ротик в сладком зевке. Потом он сыто причмокнул губами, закрыл глаза и задремал.

— Что за чудесное дитя! — Любящая мать счастливо вздохнула, укладывая малыша в колыбель. — Сколько всего он знает и умеет!

— Я вижу, аппетита ему не занимать, — заметила Кимбра.

В самом деле, младенец быстро набирал в весе. Она сказала это для того, чтобы дать молодой матери лишний повод похвастаться.

— Да уж, аппетит у него что надо! — с гордостью подтвердила та. — Можно подумать, наш малыш родился, заранее зная, откуда и как будет получать молоко!

Кимбра согласно кивнула. Счастье молодой семьи было таким безудержным, что она задержалась в доме Михаилы, чтобы еще немного погреться в его лучах.

Одноглазый Олаф ждал Кимбру снаружи. Он привалился к стене дома и разглядывал прохожих. При виде жены Вулфа он отвесил формальный поклон и выпрямился, выказывая готовность следовать за ней. На другой день после казни он вызвался заменить прежний эскорт и не поленился на этом настоять. Во всяком случае, так выходило по его собственным словам, но Кимбра подозревала, что к этому приложил руку ее неугомонный супруг, которому так нравилось устраивать все к ее вящему благополучию. Впрочем, в данном случае она нисколько не возражала. Выходить в город в компании Олафа было не в пример приятнее, чем в сопровождении до зубов вооруженного отряда. Одноглазый был уже не молод, его лучшие годы как воина остались позади, и он был рад-радешенек оказаться приделе. Когда он признался в этом Кимбре, она утешила:

— Наверняка лорд Вулф ценит твой опыт и смекалку.

— Не настолько, насколько ценил мой удар мечом и мою выносливость у весла и в седле. Верно говорят, что старики — это обуза для себя и для других.

— Вот уж неправда! — горячо возразила Кимбра. — Чем человек старше, тем он мудрее и многому может научить. Если бы не опыт прежних поколений, каждому из нас приходилось бы все начинать заново!

— Это смотря с какой стороны взглянуть. Здешняя земля сурова и требует от людей выносливости и большой силы. Ни пища, ни кров не даются здесь легко. Сколько ни трудись, едва хватает на себя и детей. Куда уж тут обеспечивать стариков!

Кимбра вспомнила свое первое впечатление от Скирингешила и осмотрелась, чтобы еще раз убедиться, что не ошиблась тогда. Люди здесь были все как на подбор здоровыми и крепкими, они не знали недостатка ни в еде, ни в одежде и держались с достоинством, порожденным уверенностью в завтрашнем дне. Благодаря прочному положению ярла город процветал. Он состоял из просторных и прочных домов, всевозможных мастерских, где кипела работа, и лавок, полных товаров.

В гавани теснились купеческие корабли. Некоторые уже готовились в обратный путь, другие еще только бросили якорь и приступали к разгрузке. Одно судно особенно заинтересовано Кимбру тем, как сильно отличалось от ставших привычными для глаза кораблей викингов. Более широкое в корпусе, оно несло на себе не одну, а две мачты. Борта, раскрашенные киноварью и позолотой, так и переливались на солнце, между мачтами реяла лента столь же ярких флажков. Кимбре даже удалось рассмотреть, что разгрузкой заняты люди с непривычно темной, очень смуглой кожей.

— Должно быть, судно пришло издалека, — заметила она.

— Мавританское, — сказал Олаф, проследив ее взгляд. — Владеет им Карим бен такой-то, хоть убей не вспомню какой! Прямехонько из Константинополя. Давний друг ярла и его брата.

Подгоняемая желанием встретить человека, приплывшего из такой дали, Кимбра не стала задерживаться в городе, а поспешила назад в крепость. Как обычно, в распахнутые ворота вливался поток народа, ему навстречу двигался встречный, столь же плотный. Кто направлялся в поля, где уже началась жатва, кто явился предлагать товары, чтобы распродать их раньше, чем наступит осенняя непогода.

Часть команды с византийского корабля толпилась у дверей трапезной. Матросы оживленно болтали с местными жителями на ужасающей мешанине из самых разных языков и тем самым подтверждали поговорку, что купец всегда поймет купца, было бы желание. При виде Кимбры чужеземцы умолкли и уставились на девушку, разинув рты (зрелище для нее привычное настолько, чтобы не обращать внимания). Кое-кто непроизвольно сделал шаг вперед.