– Дорого стоит? – поинтересовалась Мишель.

– Дорого, – кивнул Ромунас и назвал цену.

Андрей посмотрел на него с удивлением. Мол, за такую рухлядь такие деньги? Но хозяин гостиницы не смутился и с достоинством поправил тоже клетчатый, как и кепи, шарф.

– Да, это серьезные деньги, – вздохнула Мишель.

Но на самом деле она так не думала – за этот дом она отдала бы любые деньги. Ведь разве есть на свете что-то ценнее любви с первого взгляда? Но таких денег, которые просили за дом, у нее, увы, не было. «У отца, может, попросить?» – мелькнула шальная мысль. Никогда раньше ей не приходило в голову просить денег у отца – даже в те дни, когда она только стала работать помощником декоратора и с трудом сводила концы с концами. А сейчас вдруг подумала о нем. «Вернусь в Москву и попрошу в долг, – решила Мишель. – Неужели не даст?» Но она так давно не видела отца, что не знала ответа на этот вопрос. Каким он стал за эти годы? Жадным или щедрым? Раньше он ничего для нее не жалел. Но за прошедшее время они оба могли измениться. «Попрошу, – подумала Мишель. – А там будь, что будет!»

– Расскажите, что за история связана с этим домом, – попросила она.

– О! Это очень грустно, – вздохнул Ромунас. – Да я и не умею рассказывать. Я вам потом дам почитать некоторые записи. Но это, скажу я вам, такая история, что можно плакать и не день, и не два.

– Да, наверняка это удивительная история, – нервно улыбнулся Андрей. – Мишель, мы идем на море, а то скоро стемнеет?

– Да, да, поторопитесь, – посоветовал хозяин гостиницы. – Там уже и шторм начинается, небольшой, но все-таки. Существует некоторая опасность.

Шторм продолжался вторые сутки, но он был совсем несильным. По крайней мере, сейчас Мишель могла спокойно лежать на пляже, загадывать желания и ждать Андрея.

Андрей появился, когда небо стало пронзительно-голубым – как обычно бывает за несколько часов до заката. Он присел рядом с ней на песок, не боясь испачкать элегантное черное пальто, и протянул несколько листов, исписанных мелким почерком.

– Прочти, это та история, о которой вчера говорил хозяин гостиницы.

– А ты уже прочитал?

– Нет, – покачал Андрей головой и поднял воротник пальто, как будто вдруг ему стало холодно.

«Прочитал, – поняла Мишель. – Только почему-то не хочет в этом признаться. Странно…»

Она развернула листки. И неожиданно поймала на себе взгляд Андрея. В нем было столько любви и нежности, что Мишель испугалась. Ей показалось, что все это – и любовь, и нежность, – предназначены вовсе не ей.

Глава 10 Вилла «Элоиза»

Она почти бежала, приговаривая на ходу:

– Ну, покажите мне его скорей, я столько о нем слышала. Должно быть, этот дом – что-то необыкновенное.

– Подождите, дорогая, не спешите, я должен еще взять кое-что в автомобиле… – взмолился Сендер, испугавшись, что она сейчас убежит в лес и снова потеряется.

Как терялась постоянно последние два года – правда, не в лесу, а в самых прекрасных городах мира – Париже, Берлине, Ницце, Риге… А он только и делал, что искал ее и догонял. Искал и догонял. И это превратилось для него в самую мучительную и увлекательную охоту на свете.

И даже сейчас, когда кажется, он наконец-то поймал и бежать ей некуда, потому что с двух сторон их окружает вода: с одной – Балтийское море, с другой – Куршский залив, он очень боялся, что снова потеряет ее только уже навсегда. И в его памяти останется эта почти кинематографическая картина – высокая тонкая Элоиза, путаясь в подоле длинного черного шелкового платья, спешит, почти бежит к дому, который он строил специально для нее. И часто представлял, как именно будет происходить их знакомство – дома и Элоизы. В его воображении это непременно должен быть июнь – еще не очень жаркий, но уже солнечный и довольно теплый. А Элоиза будет непременно в светлом летнем платье. Сендер был уверен, что ей очень пойдет нежный оттенок слоновой кости. Ведь он будет так хорошо сочетаться с ее кожей, с первой встречи так поразившей его своим перламутровым сиянием.

Но все вышло не так, как он предполагал. Июня он ждать не мог. Вернее, он даже не был уверен, что доживет до него. И вообще, что будет с ними со всеми к этому времени… знает только бог.

Поэтому он привез ее сюда, как только смог. И смутно чувствовал, что этот день был выбран крайне неудачно. Вторник, 21 марта 1939 года.

К тому же в конце первого весеннего месяца в здешних местах солнца почти никогда не бывало. Но Сендер боялся, что другого случая уже не представится…

Элоиза в перерыве между гастролями заехала на несколько дней в свой родной Мемель. В воскресенье они танцевали на вечеринке у знакомых. В понедельник Сендер был ужасно занят, и они не смогли повидаться. А во вторник поужинали в ресторане и наконец-то отправились смотреть его новый дом, который он давно уже мысленно называл вилла «Элоиза». Именно сегодня он хотел сказать об этом Элоизе. И много чего еще он хотел сказать этой чудесной, талантливой женщине с перламутровой кожей и удивительно красивыми руками – сильными, тонкими и горячими. Именно такими, какие и должны быть у известной пианистки.

– Элоиза, как жаль, что в доме пока нет рояля. Я не успел его купить… – прошептал он, уткнувшись лицом в нежный серебристо-черный мех. Ему это удалось без труда – ведь он был немного ниже своей прекрасной Элоизы.

– Видите, какой вы, Сендер, – потрепала она его по волосам. – Заманили меня сюда, а сами не подготовились как следует.

Он пристально посмотрел ей в лицо, изучая заново каждую черточку – маленький, чуть вздернутый нос, изысканную линию тщательно накрашенных красной помадой губ… А потом их глаза встретились – его темно-коричневые и ее светло-серые, как балтийская вода в пасмурные дни. Когда вот-вот пойдет дождь…

Но Сендер не выдержал долго и снова уткнулся в ее меховую накидку.

– Сендер, вы испортите ее, – заволновалась Элоиза, а потом засмеялась: – Бог с ней, с накидкой. Все равно мода на них скоро отойдет.

Его всегда с ума сводили ее резкие перепады настроения. И это было совсем не проявление скрытой неврастении. Впрочем, если таковая и была у женщины, в жилах которой на семьдесят пять процентов текла литовская кровь, а на двадцать пять – немецкая, то с самого детства она была надежно, как металлическим щитом, закрыта от посторонних безукоризненным воспитанием.

Резкий перепад настроения и интонаций был всего лишь давно проверенным способом женского кокетства.

– Элоиза, мех никогда не выйдет из моды, поверьте мне, – улыбнулся Сендер. – Я, конечно, не меховщик, но как хозяин текстильной фабрики знаю, что говорю…»

Он хотел добавить: «бывший хозяин». Но не посмел. Ведь Сендер так долго ждал этого дня. Поэтому продолжил говорить о покупке шубы так, будто все еще был одним из самых богатых людей Клайпеды, красавцем-евреем с успешным бизнесом, с огромной квартирой, владельцем самого модного и быстроходного автомобиля в городе. И владельцем этой женщины – литовской пианистки с французским именем Элоиза. И дома, постройка и отделка которого совсем недавно были закончены.