Робко улыбаясь, они дружелюбно приветствуют меня. Я бесцеремонно спрашиваю, где ее муж, «пан». На что она уклончиво отвечает «Woina» – «Война». Из чего я делаю вывод, что он, должно быть, солдат, но это совсем не обязательно. Пристраиваю свои пожитки в углу. Потом показываю «мамке», что хотел бы побриться, и, как обычно, мне предлагают стакан воды. Я принимаюсь поспешно объяснять, что мне нужно намного больше воды, причем горячей и в какой-нибудь емкости. Двадцать минут спустя на печи закипает вода, и женщина ставит посреди комнаты длинное, низкое корыто, выдолбленное из ствола дерева, которое наполняет горячей водой. Я разбавляю ее холодной, расходуя зараз не меньше ее недельного запаса воды.

Я принимаюсь раздеваться, но женщина не сдвигается с места. Предупреждаю, что собираюсь раздеться донага. Она улыбается и даже не шевелится. На самом деле то же самое происходило и во время моей летней кампании, так почему сейчас должно быть как-то по-другому? Ставлю ноги в корыто и сажусь в него. Женщина приближается, берет мое мыло и начинает осторожно, совершенно непринужденно и без малейшего смущения намыливать меня. Она наслаждается сладковатым запахом мыла, хоть оно и продукт военного времени, выданный службой снабжения, – зеленое и не тонет в воде. Лично я никогда не замечал у этого мыла какого-то особого запаха и предлагаю женщине оставить его себе. Закончив намыливать, она поливает меня водой из стакана и вытирает мне спину, затем отдает полотенце, чтобы я сделал то же самое с другой частью тела. Она рада тому, что я отдал ей мыло, и благодарит кивком. Я оделся, однако мои заляпанные грязью штанины все еще влажные. Я почистил их, как мог. Ничего, за ночь высохнут. Когда мое тело чисто, мне кажется, что и душа тоже!

Выхожу на улицу, а поскольку не собираюсь идти далеко, всего через два дома, где квартирует капитан, оставляю мотоцикл перед избой. Я рапортую о прибытии и перехожу в его распоряжение. Он велит мне вернуться за приказаниями через час. Использую свободное время, чтобы заглянуть в соседние дома и посмотреть, кто обосновался в них. Там я обнаруживаю других парней из мотоциклетного взвода, а также из войск связи, старшину Лентьеза, сержанта Винанди и их людей. Часом позже я снова докладываюсь в доме капитана, где встречаю сержанта Де Меерсмана из оружейного взвода. Мне велено отправиться назад, к Корсуню[-Шевченковскому], и разыскать часть прибывшего позднее конвоя, а именно два грузовика с боеприпасами.

Когда я выезжаю, уже спускается ночь, по крайней мере наступает темнота. Направляюсь в сторону Белозерья, по дороге мотоцикл скользит, его то и дело заносит. Меняю колею, скорее наугад, считая, будто правее грязь не такая глубокая, но потом, чуть дальше, левая сторона кажется мне, без особых на то оснований, просто по наитию, более проходимой. Встречаю несколько машин, наших и немецких, даже парней из мотопехотных частей, которые предпочли переквалифицироваться в пехотинцев, но только не разыскиваемые мной грузовики. Первый из них я обнаруживаю в Белозерье и направляю его в сторону села Байбузы. Потом еду дальше, к городу Корсунь[-Шевченковский], и, в 3 или 4 километрах от него, несмотря на рев моего мотоцикла, слышу крики – одновременно с тем, как замечаю слабые лучи света затененных фар. Освещение слабое, но вполне достаточное, чтобы у меня сложилось впечатление озера, даже океана грязи, которое с сегодняшнего утра стало еще больше. Эта низина много часов непрестанно наполнялась водой. Сомневаюсь, ехать ли дальше, однако прежде, чем совсем остановиться, продвигаюсь еще на 100–200 метров. Здесь я слезаю с мотоцикла и, освещая дорогу фонариком, отправляюсь пешком в сторону машин. Пока добираюсь туда, мои ботинки заново заливает грязь. Поначалу я принимал меры предосторожности, совершенно бесполезные в данной ситуации. Тем не менее у меня не было сомнений в необходимости добраться туда.

Здесь застряло не менее 20 машин, немецких и «бургундских», и среди них грузовик, который я разыскиваю. Я стараюсь помочь и даю знать ребятам, что намерен прислать к ним полугусеничные транспортеры, Zugmaschinen, и направляюсь обратно в Байбузы. Когда я добираюсь туда, то уже второй час ночи. Иду будить ординарца капитана, а заодно и его самого. Таким образом, могу подтвердить, что капитан одет в пижаму, что такой предмет туалета все еще существует и что капитану удалось сберечь свою пижаму до настоящего момента. Прошу у капитана разрешения отправить бронетранспортеры на помощь застрявшим в грязи, с чем он сразу же соглашается. Затем отправляюсь к северовосточному выезду из деревни, где днем заметил концентрацию техники. На сторожевом посту мне показывают, где находится каптенармус Фукс, заведующий материальной частью, и я поднимаю теперь уже его. Он встает, одевается и идет лично будить водителей. Что до меня, то я возвращаюсь на свои квартиры. Для одной ночи с меня уже достаточно бодрствования.

Перед тем как войти, я не стучу, поскольку считаю, что моя хозяйка спит. Бесшумно вхожу и включаю фонарик. В помещении никого, но на печке, за дымоходом, что-то шевелится. Слышен тихий разговор. Похоже, здесь больше людей, чем было раньше. Появляется силуэт, и я освещаю его лучом света. Это «мамка», но позади нее есть еще кто-то. Я различаю двух стариков, мужчину и женщину. «Мамка» слезает с печи, приподнимает нижнюю юбку и извлекает ворох старых тряпок. Когда она протягивает их в мою сторону, я не понимаю, что ей от меня надо. Люди добрые, кто слишком чувствителен, лучше пропустите несколько следующих строк! Она показывает мне на тряпки, и я освещаю их фонариком. Они пропитаны кровью! Я говорю себе, что она ранена, что мне следует что-то предпринять, найти Кофрье, одного из наших санитаров! Пытаюсь выяснить, что произошло, однако мой запас русских слов крайне ограничен. Прошел уже целый год, как я не практиковался в нем. Не знаю, то ли я понял то, что она хочет мне сказать, то ли просто догадался, но все сразу прояснилось. У нее всего лишь менструация!

Но для чего она показывает мне все это? Может, из боязни быть изнасилованной и желания отвратить меня от себя? Все может быть. Или, допустим, она не сразу узнала меня и решила, что это кто-то другой, может быть русский? Возможно, партизаны, ведущие в прилегающих лесах холостой образ жизни, время от времени наведываются сюда, дабы получить удовольствие, которого лишены в своих дебрях. Я лишь искренне надеюсь, что ей и в голову не пришло, будто я не смог устоять перед ее очарованием. Следует завтра дать ей понять, что ей совершенно нечего бояться!

Когда я наконец укладываюсь, завернувшись в одеяла на полу, уже почти 3:00 утра. Побреюсь завтра или, точнее сказать, чуть попозже. Просыпаюсь где-то в 8:00. Старики исчезли. Позднее моя хозяйка объясняет, что в такое время она боится оставаться ночью дома одна. Я сам иду к колодцу, чтобы набрать воды для мытья и бритья, а заодно и пополнить «мамкины» запасы воды. Она еще раз моет мне спину, после чего я иду и рапортую капитану Антониссену. Он благодарит меня за выполнение задач вчерашнего дня и прошедшей ночи. Какая учтивость, какая обходительность! Он поздравляет меня с успехом! Все машины прибывают в целости и сохранности. Капитан поручает мне должность Divisions-Kradmelder – дивизионного мотоциклиста-связного, и в мои задачи входит связь со штабом дивизии и, разумеется, все прочие обязанности штабного мотоциклиста. Таким образом, я буду совершать челночные рейсы Байбузы-Белозерье (или в другие населенные пункты) практически каждый день, а порой и дважды в день. Завтра утром я повезу капитана в Белозерье.