25 декабря 1941 года мне было присвоено первое генеральское звание. Командующий армией вручил мне генеральскую папаху, сказал:

— Вручаю как знак полного к вам доверия нашей партии и правительства, поздравляю с первым и, уверен, не последним генеральским званием.

Член Военного совета армии Сердюк крепко обнял меня, поздравил и сказал;

— Александр Васильевич, вы много и целеустремленно работаете, потому и имеете такие результаты. Желаю еще больших.

Я поблагодарил в их лице партию и правительство за доверие и добрые пожелания.

За инициативные действия многие в нашей дивизии были награждены орденами и медалями. Я получил орден Красного Знамени.

В ноябре — декабре 1941 года на юге был освобожден от противника Ростов-на-Дону, на севере — Тихвин; в декабре же мы узнали о разгроме немцев под Москвой. Эти одержанные Советской Армией первые, но большие успехи были лучшим доказательством того, что будущее за нами. Однако зимняя кампания была все же очень тяжела.

В то время немцы еще дрались ожесточенно, до последнего, сдавались в плен редко, лишь тогда, когда не было иного выхода; часто оставались в окружении и дрались до подхода резервов из глубины.

Ставка Верховного Главнокомандования своим письмом от 10 января 1942 года требовала не давать немцам передышки, сосредоточенными силами, с превосходством над противником в три-четыре раза, взламывать их оборону на большую глубину, обеспечивая наступление артиллерией, — и не только артподготовкой, но и мощной артиллерийской поддержкой в ходе всего наступательного боя.

Письмо Ставки содержало глубокий смысл и содействовало бы успехам, если бы точно выполнялось все, что в нем было указано. Но мы по-прежнему получали приказы, противоречащие требованиям письма, а поэтому не имели успеха. Трудно объяснить, почему поступали такие приказы даже от командарма, о котором я был хорошего мнения.

В той обстановке естественно было, чтобы командир дивизии сам выбирал объекты для частных операции, сам определял силы отряда и время для нападения с использованием внезапности. В таких случаях противник имел обычно потери в два, три, а то и в четыре раза большие, чем мы. Другое дело, когда тебе издалека все распишут и прикажут захватить 17 января — Маслову Пристань, 19 января — Безлюдовку, 24 января — Архангельское и т. д., с указанием часа атаки, определят силы (к тому же не соответствующие ни задаче, ни твоим возможностям). В этих случаях результат почти всегда бывал один: мы не имели успеха и несли потери в два — три раза большие, чем противник.

Особо непонятными для меня были настойчивые приказы — несмотря на неуспех, наступать повторно, при- том из одного, и того же исходного положения, в одном и том же направлении несколько дней подряд, наступать, не принимая в расчет, что противник уже усилил этот участок. Много, много раз в таких случаях обливалось мое сердце кровью… А ведь это был целый этап войны, на котором многие наши командиры учились тому, как нельзя воевать и, следовательно, как надо воевать. Медленность, с которой усваивалась эта наука — как ни наглядны были кровавые примеры, — была результатом тех общих предвоенных условий, в которых сложилось мышление командиров.

Опишу коротко одно такое наступление, которое проводилось беспрерывно в течение шести дней подряд.

После крепких морозов началась с десятого февраля 1942 года оттепель с дождями. Поверх льда на Северском Донце образовался слой воды глубиной в двадцать — сорок сантиметров. В это время нами был получен приказ о наступлении на села Сажное и Гостищево.

Сажное — большое село, расположенное вдоль правого берега реки, было занято относительно сильным гарнизоном противника. Гостищево, тоже большое село, было левее, в трех километрах от Сажного, за чистым полем. Выполняя приказ, мы форсировали реку против Гостищево двумя полками: одним, чтобы наступать прямо на Гостищево, а другим — охватывать Сажное с юга и юго-запада.

Мой наблюдательный пункт находился в кустарнике, в полукилометре от реки, с него было видно, как три батальона дружно и смело вступили по колено в ледяную воду и по льду преодолели реку. Используя внезапность, с небольшими потерями они за два с половиной часа овладели двумя десятками хат на южной окраине села Сажное, кустарником, что южнее и юго-западнее этого села, и продвинулись по чистому снежному полю на два километра к Гостищево. Однако наше наступление захлебнулось, встретив сильное огне — вое сопротивление из Гостищево с фронта, а также с флангов — справа из оставшейся у противника части села Сажное и слева из села Киселево. Противник, огонь которого подавить не удалось, перешел к активным действиям: нами были отбиты две сильные и настойчивые контратаки. В этот день обе стороны понесли большие потери. Мы потеряли отважного начальника штаба 989-го стрелкового полка майора Макарова, был ранен и командир полка майор Кучеренко; во временное командование полком вступил начальник разведки дивизии Боков. Предпринятое нами ночное наступление успеха также не имело. Использовать темноту удалось лишь для того, чтобы заменить батальоны с мокрыми ногами батальонами вторых эшелонов, переведя их через реку по наскоро наведенным переходам.

Ночью я доложил командарму о результатах наступления и получил указание: «Выполнять приказ». С рассветом наши части снова перешли в наступление, но под сильным огнем противника залегли. Одну контратаку мы отбили, в результате другой были выбиты из хат Сажного, занятых вчера.

Чувствуя безуспешность наступления, я решил на свою ответственность, когда стемнеет, отвести наши батальоны на левый берег реки.

И как раз в это время с наблюдательного пункта на левом фланге донесли об идущих в нашу сторону восемнадцати — двадцати танках противника. Я увидел в бинокль, как отдельные вражеские машины втягивались в село Киселево, левее наступавшего на Гостищево полка. Дал указание командующему артиллерией дивизии подполковнику Лихачеву огнем всех батарей не допускать выхода танков из Киселево. Учитывая, что пехота, не имея противотанковых средств, кроме бутылок с горючей смесью и гранат, обычно болезненно реагирует на танковые атаки противника, я вызвал к телефону командиров полков, предупредил их о подходе танков в Киселево и высказал предположение, что одновременно с танковой контратакой нужно ожидать контратак пехоты.

Приказал командиру 987-го стрелкового полка подготовить по одному батальону к отражению контратак с двух направлений. Командиру 989-го стрелкового полка приказал два батальона, находившихся на поле, отвести в кустарник, обороняться там и уничтожать танки, которые попытаются войти в наши боевые порядки. Уведомил, что вся наша артиллерия будет использована для стрельбы по танкам.

Было видно, как четырнадцать танков противника вышли из Киселево; наш сильный огонь заставил их ускорить движение, но они пошли не против наших боевых порядков, а к Гостищево и скрылись в нем. Через двадцать пять минут танки вышли из Гостищево вместо с густыми цепями пехоты. Противник был встречей огнем артиллерии и пулеметов, его пехота залегла; но танки продвигались, ведя с ходу огонь из пушек и зажигательными пулями из пулеметов. В это время один из наших батальонов уже втянулся в кустарник, но другой лишь спешил к нему. Я видел, как все увеличивалось количество темных точек на снегу — лежащих тел.