Мещанинов, фактически отбросив самые одиозные черты «нового учения о языке», отказались от навешивания привычных политических ярлыков на своих научных оппонентов и развивали в русле традиционных научных исследований лингвистическую типологию, теорию синтаксиса и другие направления классической лингвистики. Обычным для этого периода стало чисто декларативное сохранение ряда ключевых положений марровского учения о языке, которые объявлялись теперь «недостаточно разработанными», а ряд его откровенно фантастическо-бредовых положений уже приписывались не почившему в бозе академику, а неким его «вульгаризаторам». Вместе с тем на целый ряд важнейших положений своего учителя, в частности происхождение всего человеческого языка из четырёх «диффузных трудовых выкриков» и отрицание традиционных языковых семей, его наследники так и не решились посягнуть, хотя «яфетические языки» вновь стали трактоваться чисто географически, то есть исключительно как кавказские языки, а конкретный поиск «четырёх элементов» в словах современных языков по сути дела прекратился. При этом многие работы того времени, в том числе таких авторитетных лингвистов, как профессор В.М. Жирмунский, по-прежнему чисто эклектически сочетали в себе отдельные идеи «яфетидологии» и традиционной лингвистики.

Однако вскоре после окончания войны, особенно с началом хорошо известной кампании против «безродных космополитов», натиск на противников марризма вновь резко усилился. Уже в конце октября 1948 г. на совместном заседании учёных советов двух академических структур — Института языка и мышления АН СССР и Института русского языка АН СССР — в ходе обсуждения доклада главы советских лингвистов академика И.И. Мещанинова «О положении в лингвистической науке» все антимарристы были поставлены к «позорному столбу» советской лингвистики. Причём, как утверждают ряд исследователей (М.В. Горбаневский, С.И. Романовский[235]), первую скрипку в очередном разгроме антимарристов играл не академик И.И. Мещанинов, а «два напористых марриста» — профессора Г.П. Сердюченко и Ф.П. Филин, выступившие с погромными докладами «Академик Н.Я. Марр основатель советского материалистического языкознания» и «О двух направлениях в языкознании». По итогам состоявшейся дискуссии всех противников марризма (в том числе уже давно покойных) — Алексея Александровича Шахматова, Александра Александровича Реформатского, Дмитрия Владимировича Бубриха, Виктора Владимировича Виноградова, Леонида Арсеньевича Булаховского, Арнольда Степановича Чикобаву, Афанасия Матвеевича Селищева и других — вновь обвинили в «буржуазном идеализме» и «наградили» ярлыком «реакционных лингвистов».

Более того, как установили В.М. Алпатов и П.А. Дружинин,[236] в начале ноября 1948 г. заместитель директора Института русского языка АН СССР профессор Ф.П. Филин, который к тому же возглавлял институтскую партийную организацию, подготовил обширную записку в ЦК ВКП(б) о «Состоянии и задачах советского языковедения», в которой настаивал на полном разгроме антимарристов, в том числе Московской фонологической школы, полном отказе от компаративистики, которую он назвал «идеалистической дребеденью», и другим «карательным мерам» в отношении научных оппонентов. Более того, опираясь на только что опубликованную сталинскую статью «Национальный вопрос и ленинизм», написанную вождём ещё в 1929 г., ряд ретивых публицистов стали срочно ваять новые теории в языкознании. Например, известный литературный флюгер Д.И. Заславский в одной из своих статей договорился до того, что, подобно тому, как «латынь была языком античного мира и раннего средневековья, французский язык — языком господствующих классов феодальной эпохи, а английский язык — мировым языком эпохи капитализма, так и русский язык станет мировым языком эпохи социализма».

По мнению многих современных авторов либерального толка (С.И. Романовский, Б.С. Илизаров, В.М. Алпатов[237]), «апогеем издевательств над противниками „нового учения о языке“ стал 1949 год», когда «все сторонники диалектического языкознания пошли в неконтролируемый разнос», а их многочисленные оппоненты (С.Б. Бернштейн, Б.А. Серебренников, П.С. Кузнецов и другие) стали подвергаться проработкам и гонениям, вплоть до увольнения с работы. Именно тогда с санкции высших партийных органов и при личном участии заведующего Отделом науки ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданова, первого заместителя заведующего Агитпропом ЦК ВКП(б) В.С. Кружкова и главного учёного секретаря АН СССР академика А.В. Топчиева в печати началась шумная кампания борьбы с «безродным космополитизмом» в советской лингвистике, с рецидивами «буржуазной компаративистики», а главное — за окончательное утверждение монопольного статуса учения академика Н.Я. Марра как единственно верного «марксистского учения о языке». Так, уже в начале 1949 г. в агитпроповской газете «Культура и жизнь» были опубликованы две явно установочные статьи «За советское марксистско-ленинское языкознание» и «Об одной вредной теории в языкознании», которые принадлежали трём особо ретивым профессорам — Г.П. Бердникову, И.С. Брагинскому и Г.П. Сердюченко. Причём, как считают ряд историков (П.А. Дружинин, Б.С. Илизаров[238]), эта откровенно промарровская кампания «без сомнения велась с санкции» нового заведующего Агитпропом ЦК, главного редактора газеты «Правда» и секретаря ЦК Михаила Андреевича Суслова. Более того, тот же Б.С. Илизаров, признавая факт отсутствия «непосредственных доказательств», однозначно утверждает, что сама эта кампания началась по прямому указанию И.В. Сталина.

По его же мнению, о серьёзности спланированной акции говорит и тот показательный факт, что в начале ноября 1949 г. Ю.А. Жданов и В.С. Кружков направили на имя М.А. Суслова докладную записку, в которой предложили в «целях улучшения научно-исследовательской работы» провести в Отделе пропаганды и агитации ЦК совещание учёных языковедов с обсуждением трёх основных докладов: учёного секретаря Президиума АН СССР профессора С.П. Толстова «Общее положение в советском языковедении», заместителя директора Института русского языка АН СССР профессора Ф.П. Филина «Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области изучения русского языка» и главного научного сотрудника Института языка и мышления АН СССР, члена-корреспондента Н.К. Дмитриева «Состояние и задачи научно-исследовательской работы в области развития языков и письменности народов СССР». Однако вряд ли можно говорить о серьёзности намечавшейся кампании, поскольку, во-первых, судя по самой записке, на совещание в ЦК предполагалось пригласить всего 15–20 учёных и, во-вторых, как известно, это совещание так и не состоялось, а уже с апреля 1950 г. на лингвистическом фронте подул мощный ветер перемен.

Тем не менее, зная о готовившейся акции, уже в начале января 1950 г. на Общем собрании Академии наук СССР академик И.И. Мещанинов делает доклад «Роль академика Н.Я. Марра в отечественном языкознании», а заместитель директора Инстатута языка и мышления АН СССР профессор Г.П. Сердюченко отдаёт в печать отдельную брошюру «Роль Н.Я. Марра в развитии материалистического учения о языке». Однако, как иронично-патетически заявил профессор С.И. Романовский,[239] невообразимым образом «произошло чудо» и науку о языке спас сам И.В. Сталин, который в одночасье «низверг культ академика Н.Я. Марра», что стало его самым «полновесным вкладом» в развитие советской лингвистики.

Вопрос о том, почему же И.В. Сталин неожиданно занялся вопросами языкознания, до сих пор остаётся предметом довольно острой научной дискуссии. Причём многие авторы «скорее делятся различными догадками и предположениями», чем реальными фактами. Тот же профессор В.М.