Никакой информации о том, что привело в Стилуотер Эдит. Никакой информации о том, что она делает там целыми днями. Посетила ли она местный исторический музей? Видела ли она портрет самого большого быка из зарезанных когда-либо в Оклахоме?

В пятницу «Нью-Йорк таймс» предлагала больше голой статистики. Уильям Баззард из Айовы, весовая категория до 158 фунтов, пробился через отборочный турнир, положив на лопатки парня из Йейля уже на 55-й секунде первого периода и по очкам победил борца из Колорадского университета (15:7). Майкл Уорник из Лехайя, ставший вторым после Бендера на турнире Восточных штатов, прошел дальше, победив чемпиона Большой Десятки из Миннесоты (4:4, 5:4 в овертайме), и положил на лопатки армейского курсанта во втором периоде за минуту и 36 секунд. Хироси Мацумото из Орегона управился с Куртом Строудом из Вайоминга за минуту и 12 секунд первого периода. А потом повозил по ковру студента-иранца из калифорнийского университета – 11:1. Джордж Джеймс Бендер легко добыл две чистые победы, поочередно положив на лопатки Акиро Синдзё из Портленда в третьем периоде и Леса Маккёртена, главную надежду Оклахомы, в первом. Эта четверка, кстати, успешно преодолела и четвертьфиналы.

И все в том же духе. Как только люди не умирают со скуки от всего этого. Я представлял, как Северин сидит над фруктовым салатом за столом, усыпанным бумажками с результатами матчей, с прогнозами и подсчетами по поводу Мацумото и нашептывает что-то Бендеру, у которого распух подбородок, костяшки пальцев тоже вспухли и перебинтованы, а глаз затек и слезится – в него ткнул «надежда Оклахомы». Бендер неумело ковыряется тонкой вилкой, неуместной в его пальцах-сардельках, в салате из креветок. «Следи за тем, сколько ты ешь этого дерьма», – говорит ему Северин. Эдит сидит между ними, печально глядя на своего омара. «Ты должна была знать, что не стоит заказывать омара в Оклахоме», – покровительственно говорит он ей. А что еще там могло происходить? Утч пошла проведать, как поживают дети Уинтеров с борцами. Нас не попросили присмотреть за ними, и я понимал, что Утч обижена.

– Похоже, дети вполне счастливы, – доложила она по возвращении. – Гамбургеров они едят вдоволь.

Возможно, непропеченных, подумал я, но Утч продолжала:

– Ребята говорят, что, если Бендер побьет японца в полуфинале, он победит. Потому что Баззарда он всякий раз побеждал еще в Айове.

– Думаешь, меня это очень волнует? – спросил я. Она надулась. Я знаю, она бы хотела быть там.

– Он в любом случае мог взять тебя, – сказал я ей. – Ты, в конце концов, жила бы в своем номере. Но у него паранойя, он не может поверить, что все кончилось, хотя он сам же все и прекратил. Боже, неужели он думал, что я буду пробираться к нему в дом каждую ночь, чтобы насиловать его жену?

– Если б я была там, – сказала Утч, – я бы пробралась в его комнату и изнасиловала его.

Признаться, я был поражен и не нашелся, что ответить. Она опять пошла гулять. Я представил себе Эдит, гуляющую по Стилуотеру: пьяные ковбои, глазеющий на нее скот, завывающие койоты.

Как сообщалось в субботнем выпуске «Нью-Йорк таймс», весовая категория до 158 фунтов поредела, как и прогнозировалось. В полуфинале Уильяму Баззарду из Айовы пришлось нелегко с Майком Уорником из Лехайя, но он выстоял, победив Уорника с разницей всего в два очка – 12:10. (Итак, Баззард оказался в худшем положении, чем Бендер, который в финале чемпионата Восточного побережья положил Уорника на лопатки). В третьем периоде полуфинала Бендер победил (9:0) Хироси Мацумото из Орегона, выбив ему плечо, – в результате, вышел в финал, так как соперник отказался продолжать борьбу.

– Ну вот, – сказала Утч, – только один японец мог доставить ему некоторые неприятности. Он с ним и разделался.

– Разделался! – сказал я с негодованием, поскольку ненавидел проклятый жаргон. – Надеюсь, этот Бендер застрянет в лифте и не сможет прийти на матч. Надеюсь, он съест зараженной телятины и его будет долго рвать. Надеюсь, его соблазнит жена ковбоя и он погибнет под ее тяжестью. Я воздвигну алтарь в честь Уильяма Баззарда и буду молиться всю ночь. Надеюсь, Бендер запутается в генетических проблемах – в основном, своих собственных. Надеюсь, Северин будет так унижен, что больше ему не придет в голову тренировать!

– Прекрати, – сказала Утч. – Пожалуйста, прекрати. Что ж, нам теперь ненавидеть их, что ли?

В воскресенье в «Нью-Йорк таймс» никакой информации не было. Финальный матч должен был состояться в восемь вечера, время штата Оклахома, а результаты могут появиться в газете лишь в понедельник.

– Я могу позвонить домой Уинтерам и спросить у парней, – сказала Утч. – Я уверена, они знают.

– Господи, снова – парни! – сказал я. – Звони, если это так необходимо.

– Ну, я могу, конечно, и подождать, – сказала Утч и действительно звонить не стала.

У меня кончились сигареты, и уже за полночь мне пришлось пойти в пиццерию «Мама Падуцци». Только там работали допоздна, завлекая гуляк-студентов и прочих сомнительных личностей. Рядом с автоматом, выплевывающим сигареты, я встретил Эдит. Северин возненавидел курение еще больше, так что теперь, когда у нее кончались сигареты, он даже отказывался идти за ними. Эдит чувствовала себя в пиццерии настолько неловко, что даже обрадовалась мне. Два прыщавых юнца крутились рядом, глазея на нее.

– Ты вернулась, – сказал я.

– Это не так уж далеко.

– Я думал, что на другой планете, – сказал я.

– О, это точно.

Мы рассмеялись, потом, должно быть вспомнив, когда в последний раз мы смеялись вместе, она отвела взгляд.

– Я не выключила фары, – сказала она.

Мы вышли, в машине она выключила фары и сидела, уставившись на руль.

– Я не должна была тебя видеть, ни при каких обстоятельствах, – сказала она. – Но не получается.

– Если бы Северин мог хоть когда-нибудь просто поговорить с Утч, – сказал я. – Ей плохо, правда, она… ну, увлечена им, так сказать.

– Я знаю, – раздраженно сказала она. – Разве ты не знал этого раньше? Северин не может поговорить с ней. Я не думаю, что сможет это вынести. Он не захочет причинять ей новые страдания.

– У него нет никакого права ненавидеть нас, – сказал я.

– Это меня он ненавидит, – сказала она.

Я дотронулся до ее руки, но она отдернула ее.

– Иди и позаботься об Утч. Со мной все в порядке, я не страдаю. Я не люблю тебя.

– Ты не должна была говорить этого, – сказал я. Она завела машину. Я видел, что она плачет. Но о ком?

Придя домой, я нашел записку от Утч: она ушла повидаться с Эдит. Но я знал, что Эдит она дома не застала. В четыре утра я поехал за Утч к Уинтерам. Она свернулась калачиком на диване у них в гостиной и не захотела ехать со мной домой. Северин уже спал.

– Он давным-давно ушел наверх спать, – сказала мне Эдит, – и я тоже собираюсь.