Алаев ожидала огромная паутина коридоров и переходов, крошечные комнаты и колоссальные залы, хитросплетение узких тоннелей, бездонные колодцы, ловушки, которые срабатывали при применении магии левитации.

Создатели этого лабиринта постарались на славу: каких только западней тут не было! Но надо отдать должное их «гуманности» — большинство из ловушек было призвано не убить, а сбить с пути, запутать, заставить отчаяться и потерять разум. Вот уже двое суток алаи шагали и шагали вперёд. Сначала их поражало количество и длина туннелей, пронизывающих землю под Руалом, но потом они перестали удивляться и равнодушно скользили взглядами по все новым боковым ответвлениям, врезающимся в стены коридора. На серых стенах подземелья в свете магических огней им представали живые картины из рассказов друг друга. Дни грустные и радостные, часы сомнений, минуты счастья и мгновения открытий — обо всём говорили они, уходя всё дальше в глубь огромного лабиринта, раскинувшегося под Руалом. Частенько Аниаллу, увлекшаяся собственным повествованием, не замечала, что её слушатель куда-то пропадал. И ей, ощетинившись и царапая пол когтями от весёлой злости, приходилось отлавливать своего спутника по чем-то заинтересовавшим его темным углам…

Аниаллу поражало то, насколько Анар расслабился — он вёл себя не просто как котёнок, а как котёнок дурной, весенний, очумевший от первого солнышка. К примеру, желая немного снять напряжение, она рассказала ему, что долгое время училась искусству находить и обезвреживать ловушки, но Анар не стал расспрашивать ее обо всех ожидающих их на пути сюрпризах: он проникся к ней бесконечным доверием и полностью на нее положился. А это было, мягко говоря, удивительно для существа, привыкшего к полной опасности жизни в Руале, где нельзя никому доверять… Он не старался запомнить план подземелий, что был высечен на стене зала, оставшегося далеко позади — он свято верил, что даже если на пути им и попадётся не указанная в нем ловушка, то Аниаллу сумеет почувствовать опасность или, может быть, его собственное чутьё не подведет…

Однажды Алу не выдержала:

— А что это ты так расслабился? Мышей не ловишь, то бишь — по сторонам не смотришь, про ловушки не спрашиваешь? Вот заведу тебя подальше, а там в жертву принесу — чтобы дверь какую-нибудь особенную открыть! — пригрозила она, но Анар посмотрел на неё так, словно у неё выросло третье ухо, хмыкнул, пожал плечами и, помахивая хвостом, зашагал дальше. Так ничего и не сказав.

И это был единственный случай, когда он не счел нужным развить тему. Он все также тешил свое любопытство, топя Аниаллу в потоке вопросов. Он уже осторожно выспросил у Алу обо всех особенностях её жизни как тал сианай. Анар никогда не задумывался о подобных вещах и не переживал того, что выпало на долю Аниаллу, но он понимал её.

— Если кто-то обращается к тебе за помощью, — сказал он ей однажды после очередного такого разговора, — ты ведь находишь силы, чтобы помочь ему, хотя тебе кажется, что их уже нет? Так вот, — сказал он так значительно, словно нашел панацею от всех ее бед, — обратись за помощью к самой себе!

Аниаллу фыркнула от смеха, встопорщив усы, и игриво шлёпнула его лапой…

А самое чудесное было то, что и Аниаллу понимала его. И сочувствовала ему. И каждый раз, когда Алу совершала поступок, подтверждающий, что она отличается от руалских алаев, и суждения её схожи с мыслями самого Анара, его охватывала сумасшедшая радость, и какое-то новое теплое чувство наполняло его сердце…

Через некоторое время он поймал себя на том, что уже намеренно задаёт ей самые провокационные вопросы о религии. Она же только улыбалась. Тем шире, чем более дерзким казался вопрос самому Анару. Иногда она отвечала коротко, иногда пускалась в рассуждения. О великих священных тайнах она говорила такими простыми и понятными словами, что Анар не переставал поражаться. Но наравне с этим его удивляло и то, как часто Аниаллу произносила «возможно», «не знаю» или «забыла» — нет, это никак не роняло её в его глазах, — но для высшей руалской жрицы, и уж тем более тал сианай, это, если смотреть глазами его народа, было бы немыслимо — чтобы служительница богини чего-нибудь не знала или сомневалась в чём-то? Она бы растеряла всякое уважение других жрецов, и даже рабы не стали бы кланяться ей. Его просто распирало любопытство спросить её саму об этом. Ему сейчас вообще всё было любопытно и интересно.

В это время они медленно брели по квадратному коридору из желтоватого камня, похожего на прессованный песок. Аниаллу шла согнувшись и следила пальцем по цепочке сложных символов, тянущейся по стене на уровне её бедра.

— А у нас говорят, что истинное величие — это когда тебе стыдно делать только то, что запрещает собственный разум и сердце, — ответила Аниаллу, взглянув на Анара через плечо, и снова вернулась к изучению знаков. — Что же до чужого мнения (Анар мог поклясться, что увидел, как она насмешливо наморщила нос, хотя было темно и Аниаллу шла впереди), то только я сама могу решать, кто является для меня авторитетом, а кто нет. Если обо мне будет плохо отзываться мой друг или тот, кого я уважаю, то я прислушаюсь к его словам. Если враг или просто кто-то чужой — мне не будет никакого дела до его насмешек и оскорблений, — Аниаллу подумала, что совет того же Ирсона Тримма имел бы для неё больший вес, нежели слова всех мудрейших магов Линдорга вместе с их Ректором. Но тут ей пришел в голову более понятный для Анара пример: — И даже если все руалские жрецы будут в один голос кричать, что не достойно тал сианай вести себя подобным образом, что показывая свои сомнения и чувства, я позорю себя и оскорбляю богиню, то я пропущу это мимо ушей. Чего и тебе советую, — закончила алайка, довольно стукнув ногтем по какому-то завитку. Через мгновение раздался странный глухой звук, и пол в шаге от алаев внезапно прорезала сеть трещин.

— И вообще, кому я всё это говорю, а? — притворно гневно фыркнула Аниаллу, присев на корточки и с любопытством наблюдая за разрушающимся полом. — Ты, экспериментатор ушастый, что, дорвался до опытов на кошках и радуешься? Вот дождёшься — взмолюсь богине, она тебя покарает за неуважение ко мне, святейшей!

Тем временем, пока Анар и Аниаллу продолжали шутливо переругиваться, довольно большой квадрат пола рассыпался песком и провалился куда-то вниз.

Анар подошёл к образовавшемуся отверстию и заглянул в него: узкая шахта тянулась настолько, насколько хватало глаз. Оторвавшись от созерцания тёмного туннеля, алай обнаружил, что его спутница достала откуда-то длинную верёвку и, положив один её конец на пол коридора, прижала его к искрящимся в свете магических огней камням пола.

— Опять реагирует на левитацию?

— Как всегда… — разочаровано и как-то виновато вздохнула алайка, подёргала верёвку, проверяя, как прочно она держится, и стала спускаться вниз.

Спуск был долгим и монотонным. Вопросы Анара повернули мысли Аниаллу к дому, она с улыбкой вспомнила, что патриарх Селорн частенько оборачивается чёрным домашним котом и затевает драки с обитателями городских крыш и чердаков. Прибегает потом с ушами, похожими на бахрому, вырванными клоками шерсти и облезлым хвостом, полумёртвый, но счастливый. Аниаллу (из своих источников) также было известно, что Малаур, член Совета Бриаэллара, закатывает кошачьи концерты для той же аудитории, а Тейнлаан, один из старейших, если не сказать древнейших алаев, — большой охотник поймать мышку-другую…