здоровой рукой, я сел, отмечая про себя, что раздет только сверху, значит, то, что снизу чисто теоретически не пострадало. — Катерина, выходи, я знаю, что ты где-то здесь спряталась. Будешь Васькин рассказ контролировать и дополнять. А прежде ответить мне, отрада моих дней, какого фаллеса ты делала в самой гуще бойни? Какие гребанные черти надоумили тебя вообще выйти на улицу, когда началась заварушка?

— И ничего я не спряталась, — Катя вышла из-за моей спины, вздохнув, забралась на высокий операционный стол и села рядом со мной. — Я не могла просто так стоять и смотреть. У меня хоть какой-то уровень был, а у многих, и мужчин в том числе, вообще нулевой. Это действительно бойня была. И я старалась не в самой гуще находиться. Так, на периферии держалась, одиночек отлавливала.

— Я так и понял, — я долго смотрел ей в глаза, прежде, чем добавить. — Какой у тебя сейчас уровень?

— Четвертый.

— Угу, на периферии она стояла, я тебе верю. Катя, если ты еще раз выкинешь такой финт, то мы попробуем плетку.

— Ха, а я знал, что вы теперь вместе, — хохотнул Рогов, смотрящий на нас с любопытством.

— Думаю, что не только ты такой наблюдательный, — я ответил, продолжая гипнотизировать взглядом девчонку. — Катя, ты меня поняла?

— Да, поняла! — она взвилась.

— Очень хорошо, — кивнув ей в ответ, я посмотрел на Рогова. — Начинай.

— Да что тут рассказывать? — Васька не удержался и сплюнул в лоток. Надо же, не на пол. Все-таки то, что мы в последнее время используем операционную почти по назначению, вернуло ему часть утраченной ответственности. — Этот опездал, я знаю, что о покойниках только хорошо можно, или ничего, не надо меня одергивать, — огрызнулся он на попытку Катерины донести до него эту простую истину. — Просто у меня на него не хватает хороших слов, даже на мертвого, и ты сама слышала, что Алексей Владимирович велел мне рассказывать. Так вот, этот лапениум, все сделал наоборот, словно целью задался как можно тщательнее проигнорировать, а то и исказить ваш приказ. Я как раз неподалеку был, на пищеблоке. Мы с Катькой пытались разобраться, что из продуктов имеется в запасе и в каком количестве, чтобы примерное меню составить. — Я невольно покосился на Катю, вспомнив, чем мы с ней занимались на пищеблоке. Она в ответ бросила быстрый взгляд в мою сторону и ее щеки слегка порозовели. Рогов, которого захлестнуло негодование, вызванное воспоминаниями, не обратил на ниши переглядывания никакого внимания, продолжая рассказ. — Раздался дикий крик, и мы выскочили на улицу. Этого недоумка просто смели, и на улицу из прачки вываливали все новые и новые зомбаки. В общем, мы решили время зря не терять и бросились сюда.

— Я дверь успела запереть, не переживай, — быстро добавила Катя.

— Вот за это я переживаю меньше всего, — я снова повернулся к Рогову.

— Откуда ты узнал, что он не выполнил моего приказа и не усыпил большую часть сегодняшнего зверинца, прежде, чем дверь открывать?

— Другие бойцы сказали. Они выбрались вслед за зомбаками. Думали, что какой-то сбой произошел, а оно вон как оказалось. Почему так происходит, Алексей Владимирович? — я долго смотрел на него, затем медленно ответил.

— Потому что всегда найдется идиот, который будет думать, что умнее и прошареннее других, а также о том, что он личность и выполнять, казалось бы, простые приказы ему вера не позволяет. Только вот, чаще всего все эти правила и запреты написаны кровью, только понять это доступно не всем: не суй пальцы и шпильки в розетки, не дразни львов и не приближайся к клеткам, не несись по трассе, будто у тебя понос, и ты в сортир боишься не успеть, не обгоняй, если точно не уверен, что на встречке никого нет. Таких правил много, и они все вполне доступны для понимания, но, как это часто выясняется, половина населения земного шара не в состоянии их усвоить. И от этого гибнут люди, Вася, чаще всего те, кто как раз-таки все понимает, вот только сделать ничего не может.

— Но ведь был приказ… Ваш приказ, — Рогов протер лицо.

— Вася, даже в армии командиры постоянно сталкиваются с определенной формой тупорылости и недосмотра психиатров, — я соскочил со стола и повел плечами, кажется, я прав насчет того, что с возрастанием уровня регенерация идет быстрее, во всяком случае, рана на спине уже не болела, а чесалась. — Вот как ты думаешь, зачем в той же армии существует традиция заставлять выполнять солдат бессмысленные, чаще всего кажущиеся идиотскими задания, ну, не знаю, типа покраски травы? Просто потому, что ротные все сплошь мудаки с комплексами бога и латентные, а то и не латентные садисты, которые надрачивают на бедных мальчиков, получая от этого неземное удовольствие?

— Ну-у-у… — Рогов явно растерялся.

— Понятно, — я повернулся к Кате. — Почеши мне спинку, а то, похоже, у меня крылья начали расти. — Она хмыкнула и начала легонько массировать скованные, кажущиеся деревянными мышцы.

— И почему же? Зачем их заставляют все это делать? — Васька не смотрел на меня, бездумно перебирая инструменты в лотке.

— Да что точно знать, что, если возникнет такая необходимость, твой приказ будет выполнен в полной мере, без получасовых уточнений, торговли и ссылками на то, что солдат тоже личность и имеет право. И что приказ выполнится именно так, как был озвучен, а не с художественными допущениями. Пойми, Вася, иногда по другому никак нельзя. Сколько раз тебя били по рукам, когда ты только начинал работать? Сколько раз одергивали, говоря, что то, или иное твое действие может привести к смерти больного на столе? Не тушуйся, нас всех так били. И орали, похлеще, чем тот прапор. Потому что у него трагедия в перспективе, а за столом — вот она, достаточно лишь кончиком скальпеля сосуд чуть тронуть. Или ты думаешь до сих пор, что мы салфетки и зажимы пересчитываем перед тем как из полости выйти, копаясь в кровище и в гное, которые в тазу плавают просто так? Сколько случаев было, когда такие вот самоуверенные пренебрегали этим простым правилом и приходилось в скором времени снова человека резать, чтобы эту злосчастную салфетку убрать? Еще раз повторю, каждое такое правило, чаще всего написано кровью, и за каждым стоит человеческая жизнь. Тот парень, как там его звали, я уж и не помню, — я потер лоб. Действительно не помню, стар я все-таки, пенсию не просто так придумали. — Тот парень нарушил мой приказ. Он или его неверно исполнил, или вообще саботировал, решив, что знает и умеет больше,