заголовков, для реальной победы на съезде требовалось обзавестись сторонниками по всей стране. Для этого Рузвельт задействовал ресурс, который держал в запасе еще со времен работы в команде Вильсона:

Рузвельт обратился к доверенному лицу Вильсона, Эдварду Хаусу, техасцу, пользующемуся значительным влиянием в южном крыле демократов. Первым шагом была простая просьба о совете: Рузвельт послал Луиса Хоува в гости к Хаусу с черновиком некоего письма, и Хоув попросил Хауса помочь его подредактировать. До этого момента Хаус косо смотрел на Рузвельта, не говоря уже о Хоуве, но такой подход пришелся ему по душе. «С ним приятно иметь дело, — написал Хаус Рузвельту относительно Хоува, — мы не устраиваем пикировок и легко приходим к компромиссам, которые устраивают обоих». Хаус обеспечил Рузвельту популярность в Техасе и на Юге, особенно среди сторонников Вильяма Мак-Аду и покойного Вильяма Бриана [Brands, 2009].

Практик. Практическое задание для Читателя: как вы думаете, Хаус ждал гонца от Рузвельта?

Читатель. Ну это даже не вопрос! Единственное, что его интересовало, это какой статус будет ему предложен Рузвельтом!

Теоретик. Обратите внимание, что к этому времени Рузвельт стал настоящим сюзереном — он поручал своим вассалам даже столь деликатные дела, как установление личных отношений с потенциальными союзниками. Уверенность Рузвельта в том, что приближенные не подведут, возникала из его особенного стиля работы с людьми, в точности соответствовавшего законам Власти:

«Франклин, — пишет Р. Тагвелл, — уже тогда имел привычку, хотя публично и сохранял хорошую мину, рассматривать критику в лучшем случае как недружественный акт, а в худшем — как вредительство. Он решительно не терпел даже попытки поставить под сомнение его намерения или выяснить его мотивы… Он считал, что обладает привилегией иммунитета от критики. Те, кто не признавал этого и не предоставлял ему необходимого иммунитета, запечатлевались в его памяти. У него была поистине способность слона запоминать тех, кто причинил ему вред. В один прекрасный день виновный удивлялся, что не получил тех или иных благ… Никакие мольбы не могли изменить их положение и допустить их в кружок доверенных сотрудников. Что касается Франклина, они на веки вечные были подвергнуты остракизму» [Яковлев, 2012, с. 102].

Рузвельт легко сходился с людьми (это было главное, чему он научился в Гарварде) и столь же легко вычеркивал их из своей жизни[200]. Те, кто оставался, кто ни разу не поставил правоту Рузвельта под сомнение и всегда одобрял его решения как свои собственные, и являлись людьми, которым можно доверять. Манера не наказывать за критику сразу, а мягко отодвигать человека на протяжении длительного времени, так, что он никогда не мог понять, почему не получил «тех или иных благ», позволяла скрывать истинные критерии подбора приближенных и отсекать тем самым прожженных льстецов.

Читатель. Кажется, я понимаю, куда вы клоните. Рузвельт был настоящим сюзереном, образцовым человеком Власти, не так ли?

Теоретик. Разумеется так. Иначе мы писали бы о ком-нибудь другом.

Читатель. Но это значит, что Дюпоны с Барухом ошиблись, выбрав его представлять свои интересы! Плевать ему было на их интересы!

Теоретик. Я рад, что вы помните «Лестницу в небо». Действительно, любой монарх сначала играет роль «первого среди равных», а потом рубит головы остальным «равным». Таковы общие законы Власти; но именно поэтому нельзя говорить, что Дюпоны и Барух ошиблись. Они ошиблись бы в любом случае: когда кризис требует от олигархической Власти предоставить одному человеку диктаторские полномочия — появление диктатора неизбежно. Альтернативой является уничтожение всей правящей элиты, а так — отдельные ее представители могут и уцелеть[201]. Поэтому, хоть мы уже и знаем, чем закончилось дело, посмотрим это кино до конца. У нас остался еще один невыясненный вопрос, к которому мы вскоре перейдем.

Итак, в течение 1931 года соратники Рузвельта обеспечивали ему широкую поддержку на федеральном уровне. Джеймс Фарли объехал 18 западных штатов, объясняя в личных беседах, что Рузвельт имеет отличные шансы объединить партию и победить республиканцев[202]. Луис Хоув создал федеральную сеть организаций «Друзья Рузвельта»[203] и развернул через нее массовую информационную кампанию, смысл которой сводился к тому, что Рузвельт — надежда Демократической партии. Южные штаты, как мы уже знаем, взял на себя один из величайших закулисных политиков того времени, полковник Хаус. Заручившись такой поддержкой, Рузвельт спокойно вступил в предвыборную борьбу, объявив 23 января 1932 года о выдвижении своей кандидатуры:

Уверенность Рузвельта в эффективности командной, а не индивидуальной работы проявилась и в ходе демократических праймериз. В отличие от предыдущих кампаний, Рузвельт провел их, не покидая своего дома в Нью-Йорке (и все равно выиграл и штатов из 16). Вместо того, чтобы разъезжать по стране и пожимать руки, он занимался губернаторской работой и подготовкой к главным — президентским — выборам. Для этого, по совету своего спичрайтера Розенмана, Рузвельт создал знаменитый[204] «мозговой трест» из университетских интеллектуалов, которому поручил выработку предвыборной программы, способной увлечь миллионы американцев.

Читатель. И этот «мозговой трест» разработал ему «Новый курс»?

Теоретик. Отличный повод еще раз вспомнить общее правило: есть то, что всем известно, и есть то, что на самом деле! В реальности «Новый курс» родился как обычное риторическое выражение в ходе работы над текстом выступления Рузвельта:

Измученный бессонной ночью[205], Розенман ушел в другую комнату дописывать речь. В утомленном мозгу всплыли слова «новый курс»; Розенман написал последнюю фразу — «я клянусь проводить новый курс для американского народа». Усталый ФДР, просмотрев заключительный абзац, одобрил его. «Я не имел ни малейшего представления, — пишет Розенман, — что эти слова получат такое распространение, как и губернатор, когда он прочитал и подправил написанное мной…» [Яковлев, 2012, с. 125].

«Мозговой трест» придумал для Рузвельта другой слоган, который реально сработал на выборах 1932 года, и с тех пор исправно работает на большинстве «демократических» выборов нашей планеты. Это был слоган «забытый человек».

Первым продуктом «мозгового треста» была речь Рузвельта от 7 апреля 1932 года… в программе «Час Лакки Страйка» на канале NBC… Речь, написанная совместно Рузвельтом, Моли и Розенманом… послужила предупредительным выстрелом в сторону экономических консерваторов. Рузвельт критиковал администрацию Гувера за то, что она боролась с симптомами депрессии, не обращая внимания на причину. «Они пытаются найти временное облегчение сверху вниз, а не постоянное улучшение снизу вверх. Наши тяжелые времена требуют построения планов, которые положат в свою основу забытого человека, лежащего в