старинные дома перемежались с не менее древними одноэтажными лачугами. Было жарко и душно. По узким и грязным улицам ходило множество людей, бедно одетых, измождённых, но весёлых. Они что-то горячо обсуждали, оживлённо размахивали руками, пели песни, останавливались у раскрытых окон и, опершись о подоконник, о чём-то с жаром рассказывали высовывавшимся из окон жильцам.

— Очевидно, сегодня у них выходной день, — сообразил Волька и обратился к мальчику, сидевшему на щербатом пороге у распахнутых дверей мрачного и сырого трёхэтажного дома и мастерившему из старой-престарой сигарной коробки пароход.

— Скажи-ка, мальчик, у вас сегодня выходной день?

Юный генуэзец недоуменно посмотрел на Вольку и его спутников:

— Как ты сказал? Выходной день? Что это такое — выходной день?

— У вас сегодня воскресенье? — поправился Волька.

— Будто ты сам не знаешь, что сегодня пятница! — насмешливо ответил мальчик.

— Тогда сегодня, вероятно, какой-то праздник? — продолжал свои расспросы Волька.

— С чего это ты решил? — удивился мальчик. — Был бы праздник, звонили бы в колокола.

— Почему же, в таком случае, так много людей бродит по улицам в рабочее время?

— Ты, наверно, нездешний, — сурово ответил мальчик. — Одно из двух: или ты нездешний, или ты ненормальный.

— Я нездешний, — быстро проговорил Волька. — Я вполне нормальный, но я нездешний. Я из… я из Неаполя.

— А разве у вас в Неаполе рабочие не бастуют против правительства и американских крыс? — рассердился юный генуэзец. — Знаешь что, иди-ка ты подобру-поздорову! У нас в Генуе мальчики не любят, когда к ним пристают с глупыми вопросами!.. Постой, постой! А может быть, тебе нравятся наши правители и их американские хозяева? — крикнул он вдогонку уходившему Вольке. — Ты говори прямо! Нравятся?..

— Что ты! — возмутился Волька. — Как тебе не стыдно так оскорблять незнакомых мальчиков! Да я их попросту ненавижу!

— И я их тоже ненавижу, — сказал Женя. — Мы, если хочешь знать, только что удивлялись, как это вы их терпите…

— Кто это — мы? Генуэзцы?

— Нет, итальянцы! Такой прекрасный, боевой народ…

— То есть, как это — итальянцы?! А ты кто — вавилонянин, что ли?.. Ребята-а-а! — закричал вдруг свирепо юный генуэзец, обращаясь к соседским мальчикам. — Ребята, сюда-а-а-а!..

— Пусть мы поскорее исчезнем, Хоттабыч! — быстро прошептал Волька. — Скорее же!..

Они исчезли, к величайшему изумлению юного генуэзца, который из-за этого непредвиденного и никак не объяснимого обстоятельства оказался в чрезвычайно неудобном положении перед созванными им друзьями…

— Я говорил тебе: держи язык за зубами! — с досадой выговаривал Волька Жене, который чувствовал себя виноватым и не знал, куда деваться от стыда. — Чёрт знает что может наделать человек, который брякает первое, что ему подвернётся на язык!.. Вот теперь из-за тебя так и не осмотрели город! И какой город: Геную!..

— Я лыцу себя надеждой, о рассудительнейший из учащихся двести сорок пятой школы (это был увесистый камень в Женин огород), что мы ещё будем иметь возможность осмотреть все его улицы, площади и дома, — успокоительно заметил Хоттабыч. — А если тебя смущает возможность встретиться с тем строптивым мальчиком, который вас так напугал, то тебе стоит только сказать слово, и я его перенесу куда-нибудь подальше от здешних мест.

— Только попробуй! — вспыхнул Волька. — Это совершенно замечательный мальчик! Я бы на его месте поступил точно так же.

— И я тоже, — сказал Женя, виновато глядя в сторону. — Давай, Волька, мириться, а? Я виноват, но больше не буду. Ладно?

— Ладно, — великодушно ответил Волька и пожал робко протянутую руку Жени Богорада. — Мир так мир!..

— Пойдёмте же на берег моря, — нетерпеливо предложил Хоттабыч, — дабы я смог без промедления приступить к поискам моего несчастного брата.

Этот разговор происходил на шоссе, по которому они ещё несколько минут назад, полные туристских планов, шагали в Геную. Теперь они пошли в обратном направлении, выискивая укромное местечко подальше от дороги и строений.

XLVII. Потерянный и возвращённый Хоттабыч

— Пожелайте мне скорой удачи! — воскликнул Хоттабыч, превратился в рыбу и нырнул в воду.

Вода была прозрачная, совсем не то, что у дельты Нила, и было хорошо видно, как, быстро работая плавниками, старик устремился в открытое море.

В ожидании его возвращения наши друзья раз десять выкупались, вдоволь нанырялись, до одурения нажарились на солнце и наконец, сильно проголодавшись, начали беспокоиться. Хоттабыч подозрительно долго не возвращался, хотя обещал больше часа не задерживаться. Уже давно село солнце, озарив горизонт и тихое море красками поразительной красоты, уже вдали замерцали тысячи городских огней, а старика всё ещё не было.

— Неужели пропал? — хмуро промолвил Женя.

— Не может он пропасть, — отозвался Волька. — Такие старики, брат, не пропадают.

— Его могла проглотить акула.

— В этих местах акулы не водятся, — возразил Волька, хотя твёрдо он в своих словах убеждён не был.

— А мне что-то есть захотелось, — чистосердечно признался Женя после короткого молчания.

В это время неподалёку с тихим плеском причалила лодка. Из неё вылезли трое рыбаков. Один из них принялся раскладывать из сухих сучьев костёр, а остальные стали отбирать ребёшку помельче, чистить её и кидать в котелок с водой.

— Пойдём попросим у них чего-нибудь покушать, — предложил Женя. — Свои ведь люди — трудящиеся. Они не откажут.

Волька согласился.

— Добрый вечер, синьоры! — вежливо поклонился Женя, обращаясь к рыбакам.

— Подумать только, как много развелось в нашей бедной Италии бездомных детей! — произнёс простуженным голосом один из рыбаков, седой и тощий. — Джованни, дай-ка им чего-нибудь покушать.

— Хлеба в обрез, но луковиц хватит, а соли имеется даже больше чем надо! — весело откликнулся курчавый коренастый парень лет девятнадцати, чистивший рыбу для ужина. — Присаживайтесь, ребята, скоро будет готова вкуснейшая из похлёбок, когда-либо сваренных в Генуе и её окрестностях.

То ли весёлый Джованни действительно был поваром-самородком, то ли очень уж ребята проголодались, но им показалось, что они сроду не пробовали более вкусного блюда.

Они ели с таким аппетитом, то и дело причмокивая от удовольствия языком, что рыбаки, наблюдая за ними, только посмеивались.

— Если хотите ещё, — сказал, потягиваясь, Джованни, — варите сами — наука нехитрая. А мы пока приляжем отдохнуть. Только крупную