Изображение на кресте натуралистично представляло муки смерти, этого обещания искупительной жертвы. Руки Спасителя были раскинуты почти до невозможности, ноги грубо прибиты. На голове — вырезанный из дерева терновый венец.

Криспин сунул руку в кошель и осторожно нащупал длинную колючку. Его пальцы исследовали, гладили, прихватывали ее, а затем выпустили.

— Неуязвимый? — пробормотал Криспин. — Да я никогда не чувствовал себя до такой степени беззащитным.

Если он не сумеет отыскать Венец и передать его шерифу, страшно подумать, что станется с Гилбертом и Элеонорой. Ему вспомнился насмешливый тон Ленни.

Да, он проявил неосторожность. Возвращение в «Кабаний клык» было верхом идиотизма. О чем он думал? Криспин сердито посмотрел на распятие.

— Мне нужна твоя помощь, — прошептал он. — Если Венец у этих негодяев французов, то я никогда не получу его назад и Уинком может заподозрить, что я его обманул. Я не позволю, чтобы мои друзья пострадали!

— Ты приказываешь Богу?

Криспин стремительно повернулся. В дверях стоял аббат. Его лицо под темным капюшоном монашеской сутаны было хмурым.

— Господин аббат, — поклонился Криспин.

— Криспин. — Отбросив капюшон, аббат подошел к очагу и протянул руки к огню. — Прости, если не говорю, что рад тебя видеть.

— Я понимаю. Но мне больше некуда было идти.

— Ты ищешь убежища?

Голос аббата звучал мягко, но, судя по выражению лица, он не собирался это убежище предоставить.

Криспин стоял в нескольких шагах от аббата и очага, но не приблизился к огню ни на шаг. Поежился.

— Нет. Я не смогу сделать то, что нужно, если попрошу убежища.

Николас устремил на него взгляд покрасневших глаз.

— И что же тебе нужно сделать?

— Найти настоящего убийцу. — Из-за сомнения на лице аббата Криспина окатило жаркой волной. Он сжал кулаки. — Я не убийца!

— Я слышал иное.

— Забудьте о том, что слышали. Чему вы верите?

Николас со вздохом опустился в кресло, натянул на ноги меховое покрывало.

— Я не знаю, что и думать. Но… — Аббат внимательно посмотрел на Криспина своими блестящими серыми глазами, заметил отсутствие верхней одежды и, наконец, сосредоточил взгляд на лице сыщика. — Я не верю, что ты убийца.

Криспин фыркнул.

— Какое облегчение это услышать, — пробормотал он.

— Так зачем ты здесь?

Криспин сел в кресло напротив аббата и ненадолго закрыл лицо руками. Неужели только вчера он пережил во дворце весь этот кромешный ад?

— Думаю, мне лучше рассказать вам все.

Николас откинулся в кресле и сложил руки на груди.

Прикрыл глаза.

— Я слушаю.

Криспин улыбнулся. Аббат сидел с таким видом, словно собирался выслушать у Криспина исповедь.

— Два дня назад ко мне пришла девушка, судомойка, не совсем в здравом уме, и сказала, что убила человека. Когда я пришел на место убийства, то понял, что она просто не могла этого сделать.

Николас поднял голову.

— Тот мужчина был убит выстрелом из лука, — объяснил Криспин.

Николас кивнул и снова откинулся на спинку кресла, хотя полностью закрывать глаза не стал.

— Оказалось, что этот человек — французский курьер, везущий некую реликвию, которая принадлежит французскому двору.

Николас резко открыл глаза.

— Терновый венец?

— Да. Он был там. Я его взял.

— Ты его взял? Зачем?

Криспин ударил кулаком в ладонь.

— Я хотел поторговаться, я хотел вернуться ко двору. Я предстал бы умным и преданным, если бы смог доставить Венец Ричарду.

Николас ничего не сказал, но лицо его выразило одновременно понимание и упрек.

— Где же он сейчас?

— В том-то все и дело. Шериф знает, что он у меня. Он отпустил меня, но в обмен я должен был отдать ему Венец. Но теперь его украли.

Николас все наклонялся и наклонялся вперед, пока едва не вывалился из кресла.

— Святые угодники. Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Думаю, что его украли оставшиеся французские курьеры… ну или, лучше сказать, вернули себе. Но теперь в опасности мои друзья — их держит под домашним арестом шериф, а истинный убийца разгуливает на свободе.

— Ты знаешь, кто убийца?

— Да. Это проклятый капитан лучников Майлз Алейн. — Сильно нахмурившись, Криспин смотрел на огонь. — Но больше всего меня беспокоят стрелы — те, которыми убили курьера, пытались убить меня, а затем и короля. Они принадлежат милорду Гонту.

Вскочив с кресла, Николас принялся расхаживать перед очагом.

— Все это крайне неприятно.

— Есть еще кое-что.

— Еще?

Аббат повернулся к Криспину, от изумления у него глаза на лоб полезли.

— Венец. В шутку… потакая своей прихоти… я надел его на голову.

Взгляд Николаса обратился к распятию за спиной у Криспина. Криспин тоже невольно обернулся и подошел к кресту.

— Да! — воскликнул Криспин, потрясая кулаком перед распятием. — Я надел его на свою окаянную голову, и с тех пор конца нет моим бедам.

Голос Николаса прозвучал для Криспина как прикосновение прохладной руки к разгоряченному лбу.

— И что случилось?

Сначала он хотел ответить аббату, что ничего не случилось, но, не в силах отвести взгляд от деревянного распятия, вместо этого сказал:

— Не знаю. Меня охватило странное чувство уверенности. — Он потер пальцы, чувствуя покалывание в их кончиках. — Что я могу сделать все, что угодно, быть кем угодно.

— Понятно. Я слышал рассказы о том, как ты чудесным образом спасся, взобравшись по гобелену.

Криспин не сводил взгляда с деревянного венца.

— Венец тут ни при чем. Его действие к тому моменту закончилось.

— Ты уверен?

— Да, черт возьми! Мне пришлось делать это самому. Никакого божественного вмешательства не было. Я сам карабкался по этому треклятому гобелену, сам выпрыгивал из этого треклятого окна, все сам.

— Криспин, Криспин. Почему ты постоянно сомневаешься? Бог наблюдает за всем, что мы делаем. Он заботится о нас как о своих детях. Неужели ты не можешь довериться Господу, поручить свою судьбу его попечению?

Криспин покачал головой:

— Для меня это невозможно.

— Но почему? Ты стремишься делать добро. Взять хотя бы эту святую реликвию, попавшую в твои руки. Бог использует тебя через посредство Венца.