Чтобы хоть немного сэкономить, я остановилась у своего знакомого, графа Воронцова-Дашкова, а съёмочная группа разместилась в гостинице. Были два человека, которые нам помогали: Светлана Делиот и француз Даниэль, который часто нас возил на своей машине.

Мы нашли улицу, где жила Гиппиус, и её дом, место сбора кружка «Зелёная лампа», церковь Святой Терезы, кафе «Ротонда», куда она ходила.

Мы искали необходимые для съёмок места, я входила в кадр и читала стихи. Конечно, о гримёрке можно было только мечтать. Мне часто приходилось переодеваться в «полевых» условиях, то за углом дома, то за забором, то прячась за густым кустарником. Конечно, эмоционально было непросто менять свои одеяния с космической скоростью – чтобы никто не заметил.

Однажды после моего очередного «стриптиза» Анна Шишко вдруг сказала: «Валентина Илларионовна, посмотрите на ту женщину – одета как попугай, пёстрые рваные лохмотья, разноцветные сапоги и шляпка с перьями. Полная безвкусица. А ещё парижанка!» Я удивилась: «Аня, вы лучше на меня посмотрите!» А я только что за очередным забором стянула свою одежду и облачилась в наряд моей героини: габардиновый плащ, модный в прошлом столетии в Париже, на который набросила шкурку своего, ещё советского образца, соболька. Правда, Гиппиус носила рыжую лису, но такой у меня не нашлось. Зато у меня были модные туфельки с перепоночками. Всё своё, привезённое из Москвы. Плюс коричневая шляпка, которую нам одолжили в костюмерной Останкина. Ночью я учила стихи, а утром читала их в кадре.

Запомнилась съёмка в кафе «Ротонда». Мне надо было передать состояние женщины, которая внезапно узнала о смерти близкого, когда-то любимого человека. Я должна была читать стихи, посвящённые Философову.

Кафе «Ротонда» – модное место в Париже. Картины на стенах, зеркальные потолки, парижане за столиками. И вдруг горстка людей из России. Разрешения на съёмку у нас не было. Мы взяли фужер, налили воду, заказали чашечку кофе, и я в одежде по моде 1943 года начала читать стихи, а оператор – снимать. Все взгляды обратились на нас, но люди смотрели с симпатией. За час, что продолжалась съёмка, нас никто не «попросил». Мне даже казалось, что французы понимали смысл стихов Зинаиды Гиппиус – иностранки, заброшенной в их страну.

Потом мне рассказывали, что при просмотре фильма наши соотечественники в Париже плакали на этих кадрах. Иногда нам фантастически везло. Например, посчастливилось провести съёмку в доме, где жила Гиппиус. Правда, нынешние хозяева квартиры поэтессы куда-то уехали и она стояла пустая. Управдом готов был нам помочь, но в этой ситуации это оказалось нереально. И вдруг к подъезду подкатила машина, из которой выпорхнула миниатюрная брюнетка в норковой шубе и улыбнулась нам. И тут же Аня Шишко на смеси французского с нижегородским стала объяснять этой женщине цель нашего приезда. В ответ раздалось приглашение: «Проходите».

Она оказалась румынкой, дочерью знаменитого актёра Деми. А её муж – внук грузинской княжны. В общем, наша новая знакомая была почти что русская. И самое главное – её квартира находилась точно под квартирой Гиппиус. Стены, потолок, вид из окна, даже иконы – всё, как у поэтессы. Вообще дом был пропитан русской историей. Хозяйка доставала старинные иконы, альбомы с фотографиями, подсвечники, столовое серебро. Она провела нас по красивой внутренней лестнице на второй этаж. По этим ступеням ежедневно поднималась Гиппиус. А в конце она пригласила нас к столу. Мы были не в силах отказаться. Ведь экономили на всём, даже на кофе, и есть хотелось круглосуточно. Это был прекрасный ужин, с русским размахом, французским вином и румынскими закусками.

Церковь Св. Терезы расположена недалеко от музея Бальзака. От дома Гиппиус до неё рукой подать. Я представляла себе, как поэтесса входила в этот храм, что она чувствовала. Я думала о том, почему многие русские эмигранты, в том числе Бунин, выбрали именно этот храм. Да, он находился недалеко, но мне казалось, что были и другие причины. Я рассматривала деревья – пинии, такие в России не растут. Они, кстати, довольно мрачные.

Поставила в церкви свечи, помолилась за всех русских людей, которых судьба забросила на чужбину. А Аня и Саша выбирали место, где я буду читать стихи об одиночестве.

Меня поразило, что у Ани Париж, казалось, не вызывал восторга. Она как будто бывала здесь 150 раз! Она воспринимала город как декорацию для съёмок. Мы ей говорили: «Аня, это же Париж! Красота какая!» Она отвечала: «Ну да, хорошо, Париж, снимаем этот сюжет с нижней точки, а этот – с верхней. Вот здесь у них зелёная лампа. Тут они впервые войдут в храм».

Для неё было главное – хорошая телевизионная «картинка» и точная передача характера героиня.

Тогда же, в Париже, у нас появилась мысль сделать фильм о Бунине. На кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, среди белых берёз и надгробий с крестами мы снимали могилу Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, а Аня нашла захоронение Ивана Алексеевича Бунина. Мы поклонились памяти великого русского писателя.

Вернувшись в Москву, мы начали перечитывать Бунина. И появилась идея – «Женщины в жизни Ивана Бунина». Никто не писал о любви так, как этот писатель. Кто-то даже назвал его эротоманом. В его стихах так много чувственности, интимных переживаний.

Сборник стихов Бунина я взяла на отдых, читала и думала: «Стихи – это, конечно, хорошо. Но что делать со сценарием? Пока мы обходились без профессионалов. Не пора ли было пригласить настоящего сценариста?»

Но найти приличного сценариста, который согласился бы работать с нами без каких бы то ни было гарантий, было нереально.

И тут Аня Шишко, глядя мне в глаза, сказала: «Валентина Илларионовна, знаете что, лучше вас все равно никто сценарий не напишет. А я помогу собрать материал». Она похвалила бедную артистку Талызину, а та и впрямь решила, что лучше неё это никто не сделает.

Я засела за Бунина. Погрузилась в дневники, письма, стихи, рассказы. Всё систематизировала, разложила по годам. Но иногда я просыпалась в шесть утра от жгучей мысли: «Валя, на кого ты замахнулась? На самого Бунина! А если у тебя не получится?»

Читая жизнеописание писателя, мы узнали, что у Бунина были четыре «главные» женщины. Первая – Варвара Пащенко из Орла. Они вместе работали в редакции газеты «Орловский вестник». Вторую любовь Бунина звали Анна Цакни. Они встретились в Одессе, обвенчались, у них родился сын, который умер в пятилетием возрасте. Анна отличалась изысканной красотой. Третьей стала Вера Николаевна Муромцева, тоже законная жена. И на закате жизни Иван Алексеевич встретил Галину Кузнецову.

Сюжет о Варваре Пащенко мы снимали в Орле, где познакомились с удивительным человеком – Ириной Константиновной Костомаровой. Она была директором музея Бунина. Теперь надо было найти актрису на роль Пащенко. Мы выбрали Надю Горшкову, она была поразительно похожа на свою героиню. А в музее писателя мы увидели фотографию Варвары Пащенко в пилоточке из чёрного каракуля. Пилоточки, конечно, в нашем реквизите не было. И мы всё думали, ну где же нам раздобыть этот «пирожок», напоминающий шапочку стюардессы.

Сидим в гостинице, обсуждаем мизансцены, места съёмок – и вдруг входит женщина, и у неё на голове тот самый «пирожок». Мы кинулись к этой женщине. Я представилась: народная артистка Валентина Талызина. Дайте нам, пожалуйста, ваш «пирожок» для съёмки. Дама не выдержала напора и согласилась одолжить шапочку на сутки. И в час дня мы должны были привезти «реквизит» в гостиницу. В результате наша Надя Горшкова была вылитая Варвара Пащенко.