— Нет, в семь утра всё заработало. Но километров десять мы прошли, да.

— Ты…

Выдыхаю. Вспоминаю все дыхательные практики, которым пользовался отец, когда мама его доводила. Забавно было наблюдать, а теперь вот ни капельки не смешно.

Теперь я прекрасно понимаю, каких усилий папе стоило не срываться. И адекватно разговаривать. Потому что хоть на тон повысить голос — что мама, что Маргоша устроят скандал невиданных размеров.

Удивительно, как хорошо я успел изучить эту чертовку.

— Маргош, я же тогда сказал не с целью… Не, моей целью было не затащить тебя в постель ради спора. Ты мне нравишься, морковка.

— Ага, я в курсе. Ну, вряд ли бы ты стал проводить ночь с той, кто тебе не нравится. Так? Так.

— Не так… То есть. Уф. Короче, морковка. Ты мне нравишься, без всяких споров. Хочешь, припишем победу тебе, не проблема. Но не смей так больше исчезать. Я испугался за тебя.

— Почему?

— Да потому что ты мне нравишься, нет? Я, блин, кручусь ужом перед тобой, чтобы привлечь внимание. В университете ты меня игнорируешь или бесишься, нормально не подойти. Так что спор был отличным поводом провести с тобой время. Ну и доказать, что я не такой уж плохой, каким ты меня считаешь. Мне казалось, что я добился этого.

— То есть, я тебе всё время нравилась? Ещё до поездки в Париж? — дожидается моего кивка, а затем её лицо мрачнеет. Не такой реакции я ожидал. — Жаль.

Копается в своём безразмерном портфеле, вздыхает. Мне даже всё равно, что Ники и Лиза собрались возле нас, на фоне маячит гид. Меня волнует то, что сейчас скажет девушка.

Перед вступительным итак не волновался, как сейчас.

— Ещё одно желание выиграла, кстати. И вот оно — не беспокой меня до возвращения домой. Не говори со мной, не подходи. Просто не надо.

Уходит, пока я разрываю конверт. Пытаюсь понять, что сказал или сделал не так. Надо было покупать букет цветов или признаться наедине? Слишком поспешно, слишком затянул?

Признаешься, что влюблён давно и до спора.

Банально, Исаев, я не поведусь.

Перечитываю написанное почерком Маргоши. Цифра семь раздражает взгляд. Последний конверт, последняя уловка, которой, как думала девушка, я собираюсь её соблазнять.

Конечно, Маргоша не верит мне именно тогда, когда я предельно откровенен с ней.

Марго, улочки Парижа

— Нет, ты точно дурная, — Ника ловит меня, разворачивая к себе. — Зачем ты это сказала? Он явно не просто так тебе признался. А ты…

— Я не хочу об этом говорить.

Правда не хочу. У меня тут душевная травма, сердце болит, а ещё кляну себя всеми бранными словами в моем арсенале. Но я просто не знаю, как себя вести. И что говорить.

И как реагировать на слова Исаева.

Это ведь такая банальность. Такая глупость. Надеяться, что я поверю в его ложь. Как же, нравилась ещё до поездки да. И кривился, и хмурился в мою сторону из-за великой любви.

Болван.

— Марго, он едва взглядом не испепелил Дани, — Лиза посмеивается. А потом сжимает виски. — Господи, почему у меня одной болит голова? Кому вы продали душу? Я тоже хочу. Неважно. Слушай сюда, рыженькая. Исаев трепался о тебе всё время. Ну, не в открытую. Но он спрашивал у меня — будешь ли ты в Париже. Так что я бы развернулась и шла догонять.

— Да? Ты бы так и сделала?

Смотрю на Лизу, потому что знаю её. И то, что девушка бы в жизни не сделала первый шаг. В этом мы с ней похожи. И в своей неуверенности тоже, хотя девушка скрывает её намного лучше моего.

— Ну, я не ты, — Лиза жмёт плечами. — И я не встречаюсь с Исаевым.

— Мы не встречались.

— Свидания, живёте в одном номере, — показательно загибает пальцы, раздражая меня. — Ходите в рестораны, он покупает тебе кофе. Держались за ручки всё время. Кажется, вы определённо встречаетесь.

Ведь во взрослой жизни так легко понять, когда начинаются отношения. Тут ведь действительно никто не скажет, как пятиклассник: «Давай встречаться». Сама ходи и догадывайся.

Ну или спрашивай напрямую, борясь со своим смущением и волнением. Потому то это ведь неловко. Говорить напрямую обо всём.

— В любом случае, — вздыхаю, попивая клубничный чай. — Я сказала ему не говорить со мной. Рома ведь специально сделает всё на зло.

— Слушай, ну ты не перегибай. Он конечно му… мудрый в редких моментах. Но не станет так себя вести. Я готова поспорить.

— Споров мне достаточно.

— Ты просто знаешь, что проиграешь. Стоп, это Ник?

Ника кивает в сторону Исаева, который приближается к нам с какой-то кучей разных цветов. Там и розы, и ромашки, и небольшие пионы. И всё это кажется таким странным коктейлем, что режет глаза.

— Тебе.

Я ожидаю, что Ник сейчас попытается подкатить к подруге. Взрывоопасная парочка, за которой приятно наблюдать. Но всё это цветочное безобразие вручается мне.

— Что ты…?

— Это тебе, от Ромы. Раз ты запретила ему приближаться. И это только первая партия, поэтому побереги меня, а. Поговори с ним, разберитесь. А то как дети малый.

— Главное, что кто-то другой очень взрослый, — Лиза язвит.

— Это ведь не от Ромы, — произношу сипло, когда хочется громко вздохнуть, но нельзя. — Он уже дарил мне цветы и запомнил, что я не люблю такое в городе. Их некуда деть. И зачем ты влез?

— Да потому что вы два упрямых барана.

— Так это ещё Марго виновата? — Ника, которая пару минут назад толкала меня к Исаеву, теперь взрывается. — Ну знаешь ли…

Я отхожу подальше, оставляя Ника разбираться с его бывшими. Если их так можно называть. Иду вдоль набережной. Господи, Париж весь огромный, а я снова на мосту Александра. Красивом, с золотыми вставками.

Останавливаюсь в центе, опираясь на перилла. Смотрю на водную гладь, медленно дышу. И в этот момент на меня накатывает сожаление. Надо было вообще не спорить. Надо было не подпускать Рому близком.

Надо было просто ответить взаимностью, а не отходить.

Я не знаю.

Растираю лицо, на котором сегодня нет косметики. Волосы путаются, лезут. Пытаюсь всё разложить в голове. В конце концов, девочки правы. Ну вот даже если я признаюсь Исаеву и проиграю спор — это не конец жизни.

Ну, предположим, он издевался надо мной. И заставит признаться при всех. Все же и поймут, что это спор. Никакого реального унижения (кроме разбитого сердца).

И нельзя понять серьёзные намерения или нет, перед этим не попробовав. Мне нужно что-то сделать и рискнуть. Или не рисковать и послать Рому далеко-далеко.