– И где у тебя с ним встреча? – спросил Кларенс.

– Он ждет меня в Шуафате.

– Это же лагерь беженцев! – удивился канадец.

Морис хмыкнул. Ему тоже пришло время перестраиваться и он аккуратно втискивал свой оливковый С 200 между плотно идущими автомобилями.

– Лагерь беженцев? – переспросил он. – Интересно, чтобы ты сказал, посмотрев на этот лагерь, и этих беженцев вблизи. Вполне респектабельный район для далеко не бедных палестинцев. Один недостаток – он находится за Стеной, а я ужасно не люблю туда ездить.

* * *

Испания. Коста Брава.

Наши дни

Информация, хранящаяся в Интернете не плавает внутри проводов в виде потоков электронов, не висит мерцающим облаком посреди вселенской пустоты, а в любом случае имеет свой четкий физический адрес. То есть, в некой стране, в каком-то здании стоит стойка с металлическими ящиками, в которых хранится ваш фотоальбом или папки с вашей перепиской. Ваши секреты, ваши постыдные и благородные желания, ваши книги, ваша музыка, информация о ваших счетах записана на жестких дисках, помещенных в железные ящики, обдуваемые потоками охлажденного воздуха. Сервер – это всегда сервер, он не виртуален, а совершенно материален. Он физически есть. Его не обязательно взламывать с помощью виртуальных программ, его можно вывезти, разрушить и уничтожить самыми примитивными силовыми методами. А можно и не примитивными.

Арин и Валентин передавали графические файлы почти тридцать минут.

Хасим засек точку расположения сервера, на который «сливалась» информация, на десятой минуте передачи.

А за пять минут до того, как передача файлов завершилась, из гаража дома, расположенного на окраине небольшого курортного городка неподалеку от Барселоны, выехал неприметный «Фиат Мареа».

Водитель машины нещадно зевал, широко разевая немаленькую пасть с желтыми от курения зубами. Он бодрствовал всю прошлую ночь, не смог улечься отдыхать и утром – были неотложные дела в Барсе, и только вечером, добравшись наконец-то до дома, попробовал отключиться. Но зазвонил телефон…

Полторы штуки евро неплохие деньги за полчаса работы – тут уж не до сна!

Недоспавший обладатель желтых зубов вывел машинку на прибрежное шоссе и, сверившись с картой, поехал на запад. Несколько раз «Фиат» проскакивал мимо въездов на скоростную дорогу и, стало очевидно, что водитель вовсе туда и не спешит.

За Сан-Сусанном он свернул на заправку, пока служащий заливал бак, выпил кофе в кафетерии и демонстративно направился в туалет, где провел минуты три-четыре. Для тех, кто посоветовал Желтозубому сделать остановку именно здесь, этого времени оказалось достаточно. На переднем сидении «Фиата» лежал пакет размером с половину сигаретного блока, узкий с торца, но при этом очень тяжелый. Водитель находке не удивился, взвесил сверток на ладони, потряс (внутри ничего не звенело и не булькало) и положил его так, чтобы тот не соскользнул при торможении.

«Фиат» вырулил на дорогу, и снова тронулся в путь, но на этот раз Желтозубый, простояв несколько минут на пропускном пункте, таки въехал на скоростную. Кофе взбодрил его, и он даже начал что-то напевать под нос, подстраиваясь под мурлыкающе радио. Слева, невдалеке, серебрилось море, летел вдоль побережья гладкий, словно змея, скоростной поезд, а перед лобовым стеклом старенького «Фиата» висел огромный – во все небо! – марокканский апельсин закатного солнца.

Дорога предстояла неблизкая, почти 200 километров в одну сторону.

* * *

Израиль. Иудейская пустыня.

Наши дни

– Я найду, где вас спрятать, – повторил Зайд, наблюдая, как сын заливает в горловину бака «Такомы» вторую канистру дизеля. – Так что подумай: может лучше остаться…

Рувим Кац покачал головой. Он сидел на борту «Тойоты», пытаясь замаскировать под скарбом и тряпками свой «хёклер» так, чтобы первый же полицейский, заглянув через борт, не вызвал сотрудников 4-ой секции «Шин-Бет»[33].

В кузове пикапа лежал драный ковер и целая куча всякого ненужного мусора, но вот спрятать под ним несколько автоматов оказалось задачей сложной. Вернее – невыполнимой. Оружие пришлось заворачивать в тряпки и располагать вдоль бортов, поудобнее.

– Где бы ты нас не спрятал, мы уже привели их к тебе, – возразил профессор, стараясь не обидеть хозяина. – И если мы будем оставаться поблизости, они не оставят тебя в покое. Они убьют тебя, Зайд, если заподозрят, что ты хоть как-то причастен к моему исчезновению. И тебя, и семью.

Бедуин усмехнулся краем рта.

– Мы с тобой ровесники, Рувим, – начал он с иронией в голосе. – Ты не бедуин, ты не знаешь пустыню и очень давно не держал в руках оружие, однако за тобой они гоняются вот уже третьи сутки! Может быть, они не так страшны, как кажутся на первый взгляд? Не думаю, что моя семья станет для них легкой добычей!

– А мне не надо, чтобы ты тут устраивал войну, мне надо, чтобы твоя семья была в безопасности. Без погонь, перестрелок, и перерезанных глоток, и засад – ты свое отвоевал. Скажи, что я приходил, забрал машину и ушел….

– И они поверят? – осведомился Зайд.

– Не знаю, – буркнул Кац. – И поэтому беспокоюсь. Послушай, друг мой, ты и так уже сделал больше, чем нужно. Не спорь со мной. Так надо.

– И куда ты теперь?

– Туда, куда они меня не хотят пускать – в Иерусалим!

Бедуин кивнул.

– Если о твоей находке будут знать все, то убивать тебя будет бессмысленно.

Профессор ухмыльнулся невесело.

– Хорошо было бы, но, Зайд, есть нюанс. Если даже я буду кричать о гвиле на каждом углу, понадобятся годы, чтобы рукопись признали аутентичной….

– Гм… – сказал бедуин.

– Прости… признают подлинной. И это при наличии оригинала. А если его не будет?

Профессор посмотрел на племянника и Арин, тащивших к пикапу пластиковый бак с водой.

– Если они уничтожат оригинал, а сделать это можно, даже если огласка будет максимальной, – продолжил он, – тогда никто и никогда не сможет утверждать с абсолютной уверенностью, что наша находка – настоящий документ. И всем нашим словам будет цена – огорот[34] в базарный день. Ты знаешь, Зайд, хоть это звучит смешно, история – наука точная. В математике требуется меньше доказательств. Даже имея в руках стопроцентный оригинал, можно потратить годы на борьбу с теми, кто назовет тебя шарлатаном. И расчет у них теперь на это. Если это понимаю я, то это понимают и те, кто за нами гонится.