я мог сделать, так это схватить оба конца дыры, поскольку порез произошел по шву палатки, и соединить их руками. Дыра закрылась, снег перестал валить в палатку.

— Накрылась палатка, — мрачно заметил Комиссаров. — Кто бы мог подумать? Что теперь делать?

— Другую надо устанавливать, — ответил я, продолжая держать дыру обеими руками. Я чувствовал, как крыша палатки содрогается под порывами ветра снаружи, а он бешено пытается прорваться внутрь. — У нас же есть еще две резервные.

Это правда. Как носильщик, я знал, что у нас есть еще две легких небольших палатки. Семь человек, как здесь, в них сразу не поместится, а вот по трое-четверо можно разместиться. Возиться и ремонтировать эту большую сейчас, посреди ночи, не вариант. Поэтому легче установить две новые.

Мы так и сделали. Пока я держал дыру руками, остальные мои спутники оделись и отправились устанавливать новые палатки. Потом мы перетащили туда вещи и спальники. И снова улеглись спать.

Время было еще раннее, два часа ночи. Можно подремать еще пару часов и потихоньку подниматься, идти дальше. Надо, по крайней мере, попробовать пересечь плато и добраться до его края, чтобы находиться наготове перед перевалом на ледник Бивачный.

Вот только я заснуть не мог. Меня со вчерашнего дня интересовал вопрос, смогут ли наши руководители разобраться, какой дорогой надо идти, если у них даже нет нормальных карт этой местности. Я видел карты, которые у них имелись, многих перевалов и маршрутов там не обозначено. По той причине, что их еще даже не прошли.

Ладно. Утро вечера мудренее. Постараюсь их убедить. Скажу, что слышал о верном пути от самого Вайнова. И поэтому знаю, как надо идти.

Я закрыл глаза, но сон уже не шел в голову. Некоторое время я ворочался на месте, но заснуть все равно не мог. Поэтому я не стал себя мучить, потому что еще с прошлой жизни знал, что в таких случаях бесполезно сопротивляться организму.

Вместо этого я вылез из спальника, оделся и выполз наружу из палатки. Остальные мои более старшие товарищи вроде бы спали без задних ног. Храпели, сопели и причмокивали во сне.

Снаружи палатки бушевала пурга. Диво дивное, на дворе лето, а я оказался прямо посреди снежного бурана. Прямо как зимой, в декабре месяце.

Ветер швырял в лицо крошки колючего и ледяного снега. Я поежился и посмотрел в ту сторону, где, по моим прикидкам, находился пик Коммунизма. Там сейчас мерзли и ждали помощи Вайнов и его команда.

Удастся ли нам спасти их? Опыт участия в моей предыдущей спасательной экспедиции указывал, что шансов в таких случаях очень мало. Особенно, когда мешает такая непогода.

— Что, тоже не спится? — спросил голос сзади. — Чего здесь мерзнешь?

Я оглянулся и увидел Комиссарова. Он стоял, завернувшись в пуховку, на голову натянул шапку и пытался зажечь спичку, но ветер не давал ему это сделать. Я подошел вплотную, сложил ладони ковшиком и помог было товарищу закурить, но он подумал и потушил сигарету.

Покачал головой и пробормотал:

— Нет, нельзя сейчас курить, поглядел на меня и объяснил: — Я на высоте не курю. Нельзя.

Он посмотрел по сторонам. Натянул на плечи пуховку, которая чуть было не сползла с него во время движения.

— Ну что думаешь, получится у нас вытащить их? — Комиссаров спрятал сигарету, потер плечи, стараясь согреться. — Я что-то крепко сомневаюсь, откровенно говоря.

Я тоже сомневался, но все равно проповедовал принцип позитивного мышления. Если действовать, не имея надежды на успех, то вряд ли выйдет что-нибудь путное. Нет, надо сразу настроиться на положительный исход дела.

— Все зависит от нас самих, — ответил я и посмотрел в глаза Комиссарова.

Утром оказалось, что двое членов нашего отряда еле передвигают ноги и не хотят вылезать из спальников. Их настигла горная болезнь. Они вылезли только для того, чтобы исторгнуть содержимое своих желудков за палатками.

Мы отправили их вниз вместе с проводником. Гущев хотел отправить вместе с ними и меня, но я отказался, а Комиссаров прикрыл меня и не дал в обиду.

— Парнишка чувствует себя лучше самых опытных скалолазов, — сказал он. — Да и таскает на себе больше всех, надо заметить. Так что пока пусть идет вместе с нами.

Я действительно чувствовал себя великолепно. Даже самому как-то неловко становилось. Остальные медленно и потихоньку отправились дальше в путь, несмотря на метель, а я чувствовал, что могу бежать, даже с большим грузом на спине.

Это тело оказалось просто превосходным. Настоящая суперспособность в преодолении горных препятствий. Никаких признаков горной болезни, невероятно развитые легкие, повышенная выносливость и сила. Отличное чувство равновесия и балансировка.

Руки и ноги буквально липнут к камням и скалам во время подъема. Разве что присосок на ладонях и пятках нет. Интересно, а насколько далеко я прыгаю? Надо бы потом, если когда-нибудь спущусь вниз, проверить свои силы в прыжках в длину. Это тоже немаловажное умение в горах. Иногда от хорошего прыжка тоже многое зависит.

Ну, и конечно же, надо окончательно разобраться со своими силовыми показателями. У меня в глубине души таилась интересная догадка, что мои нынешние богатырские умения — это далеко не предел. Если хорошенько постараться, то можно достичь еще больших успехов и стать настоящим супергероем. Горным супергероем.

Когда же я задавался вопросом, откуда у обычного парня из глубинки вдруг появились такие способности, то подсознательно понимал, что это комбинация фантастического везения и уникальных генетических данных.

Надо же было так случиться, что мне досталось тело именно этого парня. Возможно, что мое внедрение в это тело тоже послужило каким-то первоначальным толчком для запуска скрытых мощных резервов этого организма. Ну, а то, что я занимался альпинизмом, несомненно, сыграло свою роль и дало необходимый вектор развития.

В общем, ладно. Если долго размышлять обо всем этом, то можно мозги вывихнуть набекрень. Лучше уж воспринимать все свои уникальные способности, как данность, как подарок Вселенной и использовать их на всю катушку.

Например, для того, чтобы спасти Вайнова и его команду.

Впервые мысль об этом пришла мне в голову, когда я вытащил упавшего в трещину участника команды. Это был Гущев.

Это ведь как случилось. Я все также шел в середине отряда, а Гущев оказался позади меня. Так уж получилось еще с самого начала нашего пути и моему бывшему преподавателю это чертовски не понравилось.

Он то и дело ворчал, а потом вдруг решил взять и