Мы стали священниками и получили новые имена. Она долго не могла привыкнуть к своему имени, мы забывали им пользоваться. Но постепенно она свыклась. Продолжала меняться и становилась все более холодной, превращаясь в ту, какой не хотела быть. Ее новая сущность словно убивала Эйлоди. Дюйм за дюймом. И завладевала ее телом.

– А сама она замечала, что меняется? – вырвалось у Харка.

– Подозреваю, что да, – вздохнул Квест. – Но меняли ее не посещения богов, не вода Подморья, не уход за божественными реликтами. Это мы изменили ее, в точности как изменили других и себя. Нас всех втиснули в новые формы, и это сделало окружение. Если бы мы уделяли переменам больше внимания, у нас было бы некоторое право решать, что нам делать с самими собой. Священничество разъело Эйлоди, потому что она смирилась с ним.

– А вы не смирились?

Харка с самого начала удивлял Квест и его странная обособленность от других священников.

– О, Святилище изменило меня совершенно иным образом, – ответил Квест, улыбаясь чему-то загадочному.

Харку показалось, что пора кое о чем попросить:

– Если увидите, как я становлюсь кем-то другим, как Эйлоди… скажете мне, хорошо?

Он чувствовал себя бесконечно жалким, высказав просьбу. И ощутил себя маленьким ребенком, который просит отца проверить, не спрятались ли чудовища под карнизом.

– Если увижу признаки того, что твоя душа высыхает и черствеет, обязательно сообщу, – пообещал Квест. – Но пока не вижу причин волноваться.

Он хотел сказать что-то еще, но внезапно стал задыхаться и зашелся кашлем, который терзал его почти минуту. Наконец приступ начал проходить. Старый священник уже дышал ровнее, вытирая слезы костяшками пальцев.

– Вам подать лекарство или еще что-то? – спросил Харк, но старик замотал головой.

– Боюсь, не поможет. Во время Катаклизма у меня был тяжелый воздушный подъем, и легкие так мне это и не простили. Воздушный подъем – наказание моря за слишком быстрый или неверный подъем из глубин, во время которого повреждаются мягкие и нежные внутренние органы, такие как барабанные перепонки, тонкие глазные сосуды или хрупкие альвеолы легких. Изменения пугают тем сильнее, чем старше становишься, – продолжал Квест. Он не выглядел испуганным, скорее грустным. – Собственное тело постепенно, исподволь подводит тебя. Ты достигаешь определенного возраста… и почти каждая перемена – к худшему. Сводки с войны, которую проигрываешь. В твоем возрасте ты задаешь себе вопрос: «Кем мне стать?» Я же спрашиваю себя: «Сумел ли я в итоге стать тем человеком, каким хотел быть? И сколько шансов осталось у меня стать этим человеком?»

Конечно, и у Харка были веские причины бояться смерти, но он понимал разницу. Харк стоял лицом к лицу с опасностью. Квест стоял лицом к лицу с неизбежностью и относился к этому с привычной иронией человека, трезво смотрящего на мир.

Через три дня Харк снова встретил Корама на пляже.

– Какие-то новости от Селфин? – первым делом спросил он, прежде чем великан успел помахать ему рукой.

Новости были не из приятных. Селфин не вернулась. Если она и добралась до берега, значит, успешно скрывалась от банды матери. Разумеется, в присутствии Ригг никто не смел предположить другого исхода. Тела Селфин так и не нашли, но море было опасным и голодным и редко отдавало свою добычу.

Члены банды, получив разные сведения, пустились по следам Селфин, но безрезультатно. Одному рыбаку показалось, будто он видел Селфин на борту люгера, но оказалась, что это была другая девочка. Кто-то утверждал, что видел ее на острове Рэттлгайз в сорока милях отсюда, но и это оказался ложный след.

Харк надеялся услышать, что она жива, с тем чтобы наконец ощутить гнев, чистейший и простой, вместо нынешней путаницы из сомнений, угрызений совести и страха.

– Ригг считает, ее кто-то прячет, – добавил Корам. – В противном случае мы бы уже ее нашли.

«А может, она убежала далеко-далеко, – подумал Харк с надеждой. – Она весьма упряма. Если заработала на проезд на дальний конец Мириеда, это объясняет, почему мы ничего о ней не знаем». Однако он не знал, стоит ли верить в это. Селфин боялась воздействия сферы на нее, но одновременно очень тревожилась из-за влияния сферы на друзей и членов банды. Неужели она просто так покинула бы их?

Они, как обычно, вошли в субмарину, и поглощенный собственными мыслями Харк скорчился под столом, не сразу заметив, что Корам, продолжая грести, то и дело бросает на него взгляды.

– Что-то не так? – спросил Харк, слишком уставший, чтобы играть в угадайку.

– Ничего. Просто мне интересно… – Корам откашлялся. – Я хотел узнать о волне из Подморья, той, которая пометила тебя и твоего друга. Я никогда не слыхал, чтобы волна была так близко к поверхности. Как считаешь, может она была знамением?

– Каким еще знамением? – удивился Харк.

Корам надул щеки и несколько секунд греб молча.

– Говорят… может, Подморье сердится или… пытается что-то нам сказать.

Он снова глянул на Харка. При свете тусклых фиолетовых ламп его лицо выражало недоумение и что-то похожее на надежду, словно Корам думал, что у Харка найдутся для него ответы.

– Но почему Подморье должно сердиться? – спросил он озадаченно.

– Ну… дядя моей жены считает, что это моя вина. Наша. Виноваты все, кто ведет дела с жителями континента, позволяет их судам подплывать к Мириеду. Он говорит, что мы «открыли шлюзы». Твердит, что люди с материка будут прибывать и прибывать сюда и не остановятся, пока не захватят все.

Харк часто слышал подобные высказывания, вполне естественные для расширявшегося на островах рынка, но обычно так говорили старики или легионеры. Теперь стало ясно, что многие люди имели такое же мнение.

– Слышал, что случилось на Рэттлгайзе? – продолжал Корам. – Какие-то матросы с восточного континента сошли на берег и стали что-то вынюхивать на пристани и разглядывать пушки на парапете. Поэтому толпа портовых грузчиков и докеров[31] повесила их на кране как шпионов еще до того, как прибыла стража. Но корабль направил пушки на гавань и стоял так до тех пор, пока владельцы пакгаузов не собрались и не откупились от них деньгами.

– Бьюсь об заклад, на самом деле все было не так, – беспечно ответил Харк. – Наверняка там была просто драка. Зато история хорошая, верно?

Он не хотел верить, что его соотечественники, жители Мириеда, так испугались континентальных матросов, что убили их только за прогулку по артиллерийскому парапету. Не хотел верить, что огромные торговые суда с континента могут палить по гавани и вымогать деньги.

– Это только начало, – сказал Корам, в серьезных глазах которого сверкали фиолетовые отблески. – Так все говорят. Может, поэтому Подморье и сердится. Может, специально послало волну, чтобы пометить тебя. Может, ты и твой друг – именно те, в ком сейчас нуждается Мириед.