подушку, которая не давала ему опрокинуться на спину, ноги хоть и подгибались, но держали его, однако было ясно, что идёт настоящее избиение, которое грозит вылиться в проблемы со здоровьем у одного из боксёров. Одновременно с командой рефери: «Стоп!» на ринг полетело полотенце, выброшенное тренером Чернышёва. С начала третьего раунда не прошло и минуты.

В преддверии финалов, как и перед полуфиналами, день отдыха. Решили на этот раз обойтись без пляжа, тем более погода к подобному времяпрепровождению не располагала. Дождя не было, но заметно похолодало, и над Москвой образовалась сплошная облачность.

Впрочем, сидеть в номере гостиницы тоже не было никакого желания, молодой организм требовал движения, тем более что вчерашний бой получился для меня не таким уж и изматывающим. Решил прогуляться в центр, побродить по музеям, по Москве. Зонтика не было, но я понадеялся, что обойдётся без дождя. В конце концов не сахарный, не растаю. Если только есть риск простыть… Ладно, спрячусь куда-нибудь.

Казаков — тот предпочёл как раз удобную кровать, чтение газет и просмотр телепередач. Ну и разговоры с коллегами-тренерами — всё никак не наговорятся. Хотя ведь раз в год, по большому счёту, встречаются, есть людям что обсудить. К финалу, правда, этих самых тренеров осталось два десятка и ещё двое — по числу финалистов в 11 весовых категориях.

Я же после завтрака спустился в метро и через полчаса с пересадкой добрался до станции «Новокузнецкая». Свой воскресный экскурс решил начать с посещения Третьяковской галереи. Бывал тут не раз и в прошлой, и уже в этой жизни, но нравилось мне бродить по залам картинной галереи, в которой были собраны настоящие шедевры. «Троица» Рублёва, «Явление Христа народу» кисти Иванова, «Грачи прилетели» Саврасова, «Княжна Тараканова» Флавицкого, «Утро в сосновом лесу»… А меня почему-то в этой новой своей жизни притягивал врубелевский «Демон». «Демон сидящий», что замер на краю высокой скалы, глядя вдаль чёрными, печальными глазами. Вечная борьба мятежного духа… Чувствовал я в себе что-то такое с этим Демоном родственное, испытывая при этом чувство непонятной, щемящей тоски. Такой, что хотелось волком выть.

Долго стоять перед этой картиной я не мог, очень уж сильно она на меня давила, так что, задержавшись возле неё на несколько минут, проследовал в следующий зал. А минут сорок спустя уже выходил со станции метро «Кропоткинская», двигаясь в сторону Государственного музея А. С. Пушкина. Здесь я тоже любил бывать, коллекция не такая большая, но всё равно приличная. «Голубые танцовщицы» Дега, «Девочка на шаре» Пикассо, «Белые кувшинки» Моне, «Портрет актрисы Жанны Самари» кисти Ренуара… Правда, куда больше мне нравилась «Мадонна перед чашей с причастием» Жана Огюста Доминика Энгра. Меня всегда больше тянуло к классицизму, нежели к розовым фантазиям сюрреалистов и прочих импрессионистов.

Напоследок я посетил Красную площадь и ГУМ. Наконец-то удалось попасть в Мавзолей, который вечно то на ремонте, то на профилактике, то ещё закрыт по какой-нибудь причине. Лежавший под стеклом вождь мирового пролетариата, вернее, то, что от него осталось, включая искусственные части тела, особого впечатления ан меня не произвёл. В прошлой жизни как-то тоже довелось поглядеть на спящего вечным сном Ильича, но тогда я испытывал хоть какое-то благоговение. Сейчас же, имея за плечами большой жизненный опыт и кучу прочитанного как о революции и что ей предшествовало, так и о личности Ульянова-Ленина, я уже не испытывал того священного трепета. Ну, лежит себе мумия и лежит. Эх, услышали бы мои мысли сейчас отдельные товарищи — не видать бы мне партии, как своих ушей. Да и из комсомола вылетел бы пробкой. Хотя многих из них, более чем уверен, при посещении Мавзолея посещали, посещают и будут посещать примерно такие же мысли.

Потом прошёлся вдоль кремлёвское стены, разглядывая захоронения политиков и полководцев. Свердлов, Фрунзе, Дзержинский, Сталин… М-да, вынесли тебя всё-таки, Иосиф Виссарионович, из Мавзолея. А может, так оно и лучше, чем под стеклом лежать, как музейный экспонат. Миновал колумбарий с вмурованными в стену урнами с прахом. Оржоникидзе, Киров, Горький. Крупская… Гагарин Юрий Алексеевич. По идее тут же должын быть урны с прахом Дорбровольского, Волкова и Пацаева, но не без моего участия космонавтов удалось спасти.

Затем направил свои стопы к зданию возвышавшегося напротив ГУМа. Купил на входе за 20 копеек вафельный стаканчик пломбира, не спеша съел его, наблюдая за струями воды в фонтане, потом отправился обходить отделы.

Одежда и обувь располагались на втором этаже. На второй и третьей линии продавались трикотаж, белье, галантерея, спорттовары и хозтовары. В обувном ничего такого, что могло бы привлечь моё внимание. Вспомнился вычитанный на одном из сайтов, посвящённом главному универмагу страны, курьёзный случай. То ли байка, то на самом деле такое было… В общем, однажды местные товароведы закупили в Индии большую партию красивых босоножек, расшитых блестками и бисером. Но после первого же дождя они размокли, и покупатели понесли их обратно в магазин. Сделали запрос поставщику, и его ответ всех привёл в ужас: оказалось, что это обувь, которую надевают на покойников.

В отделе парфюмерии и косметики стояла очередь за польскими косметическими наборами. Косметика меня не заинтересовала — у Полины она получше, чем то, что здесь выдают. А вот духов взял парочку упаковок «Белой сирени» — этим парфюмом моя жена пользовалась ежедневно, тогда как французские духи приберегала на отдельный случай. А уже вернувшись, у гостиницы «Россия», где мы и поселились, «срисовал» тройку фарцовщиков. Огляделся по сторонам, затем, надвинув на глаза кепку (хотя маскировка это была так себе) двинулся в их сторону. Вроде бы парни меня не узнали, начали наперебой предлагать импортные шмотки. Но я затарился только двумя видами резиновых изделий: жвачкой и презервативами. К жвачке, честно говоря, и сам привык, а то поначалу всё больше дарил. Ну а презики, ясное дело, для личного пользования, хотя пару раз я Вадику презентовал. Как-то подсказал, где можно в Свердловске и у кого купить нормальные, а не то, что продаётся в наших аптеках, но ему, как комсоргу, претило связываться с фарцой. Сказал, что уважаю его принципы, а сам я морально слаб на это дело, но, надеюсь Вадик никому меня не заложит. Тот начал было краснеть и надуваться, но когда я со смехом заявил, что это была шутка, покачал головой:

— Женька, не шути так больше, а то обижусь — и нашей дружбе конец.

А вот сейчас самому эти самые презики нужны, а то как-то внезапно закончились, и последние пару раз мы этим самым