– Никто ведь меня дома не ждал, поэтому в поисках трудоустройства пришлось помаяться, – вспоминала Тутберидзе в том первом нашем интервью. – Сначала пришла к Чайковской. Была готова на любую работу, но Елена Анатольевна меня не взяла – не нашлось ставки. Потом мне отказали на стадионе «Юных пионеров», потом в ЦСКА. В итоге я приткнулась сначала на каток в Братеево, потом уехала в Зеленоград, еще через какое-то время нашлось местечко на катке «Серебряный» – именно там я набрала группу, в которой оказалась четырехлетняя Полина Шелепень. Честно говоря, я тогда искала, куда бы уехать. Задумалась об этом после того, как в моей группе произошел массовый уход спортсменов к Алексею Мишину и Марине Кудрявцевой. Льда-то было мало. «Серебряный» всегда считался хоккейным катком. Максимум, на что я могла рассчитывать, – одна полуторачасовая тренировка в день. И то не всегда: в дни турниров наши тренировки обычно отменяли…

В другом своем интервью Тутберидзе рассказывала о том периоде более подробно. В частности, о том, как после нескольких отказов подряд увидела в телефонном справочнике объявление московского цирка на льду. Позвонила туда, и ей сразу предложили две площадки. Одну на Таганке, где требовался тренер три раза в неделю. Вторую – в Братеево, в группу здоровья. Позже, вернувшись в разговоре к этой теме, она признается, что испытывала огромное желание доказать, что все те люди, которые отказывали ей в работе, вынудив в итоге уйти на цирковую площадку, ошибались. И что, не испытав того унижения, она никогда не стала бы тем, кем является сейчас.

Перебравшись на постоянную работу в Беляево, тренер нашла свою первую золотую девочку – Липницкую. Хотя точнее будет сказать, что тренера для своей дочери нашла Даниэла Липницкая – позвонила Этери и попросила разрешения привезти дочку на просмотр.

– Я сразу согласилась взять девочку к себе, – вспоминала Тутберидзе. – Дома в Екатеринбурге Юля занималась не только фигурным катанием, но и художественной гимнастикой, причем и тот и другой вид спорта давались ей достаточно легко. И я была, честно говоря, потрясена тем, что при уникальной природной гибкости Липницкая каждый день очень много времени тратит на дополнительную растяжку. Она вообще другая. Полина Шелепень, например, довольно тяжело переносила роль лидера. Когда мы повезли ее на первый юниорский финал Гран-при, все считали, что она едет выигрывать. А она осталась второй. Через год – пятой. Как только на первые роли вышла Липницкая, Полина успокоилась и стала кататься гораздо лучше. А вот Юле, напротив, хочется быть лидером. Был период, когда я видела, что Липницкую сильно раздражает тот факт, что она никак не может выиграть у Шелепень…

По сути, Липницкая стала для Тутберидзе ее счастливым билетом, пропуском в очень узкий мир элиты. В спорте вообще нередко случается подобное: ведь даже применительно к легендарной Татьяне Тарасовой можно сказать, что ее великая тренерская карьера была запущена вовсе не благодаря каким-то уникальным тренерским навыкам и умениям, а благодаря тому, что именно к ней, уже будучи олимпийскими чемпионами, пришли в 1974-м Ирина Роднина и Александр Зайцев. Обычно тренеры обижаются на подобные формулировки, но мне запомнился один из наших разговоров на эту тему с Алексеем Мишиным. В 2013-м тренер приехал в Москву на церемонию вручения ему награды «Персона года». Уже было известно, что к Играм в Сочи в большой спорт в очередной раз планирует вернуться его звездный ученик Евгений Плющенко, и я спросила наставника, помнит ли он, как Станислав Жук перестал работать с Родниной и Зайцевым, сказав, что, какого бы результата он ни добился, тренируя пару, заслуга все равно будет приписана не ему, а великой Родниной? И отдает ли сам Мишин себе отчет в том, что, продолжая работать с Плющенко, находится в том же самом положении: какого бы результата он ни достиг – для мира это будет прежде всего результат Плющенко, а не его тренера.

На мой вопрос Мишин тяжело вздохнул: «Леночка, я давно привык трезво воспринимать непреложную истину. Сколь бы гениальным ни был тренер, каких бы успехов ни добивался, его спортсмен всегда будет богаче и знаменитее…»

Похоже, что та же формулировка была актуальна в предолимпийском тандеме Липницкой и ее тренера: даже когда Юля выиграла в Будапеште свой первый взрослый чемпионат Европы, меня не покидало ощущение, что в треугольнике Юля – мама – Этери Тутберидзе последней отведена строго дозированная роль – человека, каждое действие которого в отношении Юли находится под неусыпным контролем родительницы. С моей точки зрения, это было категорически неправильно: тогда Этери казалась мне очень профессиональным специалистом, которому я сама доверила бы собственного ребенка без всяких колебаний. А профессионал в моем понимании не мог и не должен был работать, что называется, на коротком поводке.

Не исключаю, что история с Липницкой легла отдельным кирпичиком в фундамент тренерского честолюбия. Иногда мне даже казалось, что достаточно заметное послеолимпийское пренебрежение Юлей, вынудившее в итоге фигуристку уйти из группы, было своего рода местью тренера маме спортсменки за все пережитые унижения. Не в характере Тутберидзе было глотать подобное: она сама как-то сказала, что не умеет забывать обид. В том, что это на самом деле так, я имела возможность убедиться на собственном опыте.

* * *

Когда-то мой отец, выдающийся тренер по плаванию Сергей Вайцеховский, учил меня, совсем неопытную еще журналистку: «Никогда не обижайся на тренеров и спортсменов, что бы они ни говорили тебе в ходе соревнований. Потому что, в тот момент, когда люди проигрывают главный старт своей жизни, они чувствуют себя так, словно вся их жизнь разлетается в мелкие осколки. Требовать адекватности от тех, кто находится в этом состоянии – пустое дело. Проигравшим всегда нужно время, чтобы прийти в себя».

Конфликт, случившийся между мной и тренером на Олимпийских играх в Сочи, оказался классической иллюстрацией сказанного. Поводом стала неточность в одном из моих материалов – я описала ситуацию, касавшуюся участия Юлии Липницкой в командном турнире со слов тогдашнего министра спорта Виталия Мутко, с которым как раз в тот день у бригады «Спорт-Экспресса» было большое интервью обо всем, и о фигурном катании в частности. Как впоследствии выяснилось, министр был не совсем точен в формулировках, утверждая, что именно по просьбе Тутберидзе Юля катала обе программы в командном турнире. Возможно, что стрелки на тренера были переведены намеренно: ажиотаж вокруг командного турнира фигуристов в Сочи с заранее гарантированными олимпийскими медалями был крайне велик, в связи с чем каждый из заинтересованных лиц старался протолкнуть в состав своих подопечных, и, по дошедшей до меня информации, окончательное решение по составу, в котором остались по две спортивные и танцевальные пары, но всего одна одиночница, Мутко принял лично, после достаточно долгих обсуждений в узком тренерском кругу. Но разбираться, кто прав, а кто виноват, Этери, естественно, не стала. В довольно грубых выражениях она обвинила меня в том, что я намеренно исказила факты.

Впоследствии я часто думала: случись аналогичная ситуация не на Играх, а на каком-нибудь другом турнире, эта стычка не стоила бы выеденного яйца. Профессия журналиста конфликтна сама по себе в силу того, что подразумевает постоянное вторжение на чужое поле, да еще и с публичной оценкой происходящего. Соответственно, мелких обид в ходе работы случается множество, и самое рациональное – напрямую обсудить все, что произошло, и, если нужно, принести извинения.