Слова Питера шокировали Дженис, но не настолько, насколько шокировало то, что делали его пальцы. Прежде чем она успела опомниться, муж расстегнул лиф ее платья и корсет. Дженис задохнулась от волнения, когда теплые пальцы скользнули под корсет и принялись ласкать ей грудь. Все возможные возражения он исключил, накрыв своими губами ее губы.

Питер обещал не спать с другими женщинами, пока они будут в разлуке. Раньше она и подумать не могла, что муж может с кем-то изменить ей. Он — сильный зрелый мужчина, который не привык отказывать себе в женщинах. И все же Дженис легко поверила в то, что Питер будет ее ждать. Он будет слишком занят со своей чертовой горой, и на другое у него просто не останется времени.

Дженис попыталась оттолкнуть его:

— Питер! Мы не можем…

Слова застряли у нее в горле, когда корсет раскрылся и Питер, склонившись, стал целовать ее грудь.

— А по-моему, я уже доказал тебе, что можем. — Он нежно укусил чувствительный сосок. — Не надо больше разыгрывать из себя классную даму, Дженни! Я хочу женщину, которая прячется под этой маской.

Питер взял над ней верх, в этом не было сомнений. Когда он уложил ее на подушки скамьи, Дженис потянулась к пуговицам на его рубашке. Подумать только — она сама его раздевала! Но что делать? Ее пальцам безумно хотелось дотронуться до чего-то более приятного, чем полотно, и когда наконец ладони Дженис легли на его грудь, она удовлетворенно вздохнула.

— А вы хорошая ученица, миссис Маллони, — пробормотал он одобрительно, покусывая ей ушко.

Когда его губы оказались у самой ее груди, Дженис задохнулась от возбуждения.

— Есть еще много разных вещей, которым я обучу тебя зимой, когда нас занесет снегом в горах. — Но сегодня вечером у меня нет времени на утонченные ласки. Радуйся и тому, что мы сейчас не в стогу сена.

Не сказав больше ни слова предупреждения, Питер задрал подол ее платья. Дженис попыталась высвободиться, но он уже развязывал на ней панталоны, и теплый ночной ветерок тронул ее там, где раньше трогали лишь его пальцы.

— Питер, пожалуйста… — Она не закончила своей мольбы, потому что в это время его пальцы прикоснулись к ее телу.

— Что пожалуйста, любовь моя? Скажи мне, что ты хочешь. Ради тебя я горы сверну.

Его голос охрип от желания, и Дженис смутно догадывалась, что сейчас можно просить у него все, что угодно, — он даст ей все. Но в данный момент и она хотела лишь одного, и ее тело молило об этом. Слегка приподняв бедра, она потянулась к пуговицам на его брюках.

Питер, улыбаясь, помог ей.

— Именно это я и хотел услышать. Послушай, если мы с тобой пробудем здесь еще какое-то время, то превратимся в дикарей.

В этом он был прав. Густой сладкий аромат магнолий влетал в беседку вместе с речным ветерком. Дженис чувствовала, как ласкает этот теплый ночной воздух ее кожу, которую она никогда раньше не обнажала на улице, и одни эти ощущения сводили с ума. Но то, что Питер делал своими губами и руками, было просто непереносимо. Ей хотелось скинуть с себя всю одежду, но на это уже не было времени. Возбуждение было слишком сильно.

Объединенными усилиями Питер избавился от брюк, и Дженис случайно дотронулась до его мужской плоти. Она хотела было отдернуть руку, но муж поймал ее за запястье. Тут она поняла, что он желает этих прикосновений, и впервые принялась ласкать его там, чувствуя, как энергично он реагирует на эти ласки.

— У тебя такие сладкие руки, — простонал он ей на ухо. — Я больше не в силах ждать.

В отличие от него Дженис не могла говорить, зато могла показать. Она никогда не знала, что значит распутничать. Возможно, пьянящее лето, жара и праздник высвободили в ней эти порывы. Возможно, это был просто страх перед разлукой. Что бы это ни было, но она больше не могла вынести ни минуты отдельного от него существования и нежно направила его туда, где им суждено было слиться в единое целое.

Питер счастливо застонал, захватил губами ее губы и поцеловал страстно и глубоко, а потом погрузился в нее. Восторженный крик Дженис потонул в оружейном залпе, который неожиданно прогремел над рекой.

Через мгновение, услышав смешки Питера, она поняла, что происходит. Сноп взлетевших в ночное небо золотых огней подтвердил ее догадку. Итак, они пропустят фейерверк.

— Ах, миссис Маллони, я знал, что вы заставите меня смотреть фейерверки, с той первой ночи, когда вас увидел, — пробормотал он.

Очередной залп заглушил ее возможный ответ. Напряжение их тел сделало ненужными все слова. Когда небо озарилось золотыми звездами, они слились в порыве страсти, как молодые животные. Они и были молодыми животными, которых соединила природа. Хотя бы в этом они были созданы друг для друга.

Питер наполнил ее собой и довел до такого состояния, что Дженис уже не различала, где огоньки света от фейерверка, а где ее собственные внутренние вспышки. Он заставил ее содрогаться подобно разноцветным звездочкам, которые рассыпались по темному небу.

Когда последний оружейный залп смолк в ночи, Питер откинул волосы с ее лица и нежно поцеловал в губы.

— Что бы ни случилось со мной в жизни, я никогда не забуду этих минут, любимая. Они будут со мной вечно.

И Дженис тоже не забудет. Хотелось бы только надеяться, что, кроме воспоминаний, этот вечер не оставит в ней ничего более конкретного. Нет, ей не нужен сейчас второй ребенок! Не сейчас!

Они одевались медленно, молча. Безумие восторга сменилось горько-сладким чувством близкой разлуки. Им надо было расстаться, они оба понимали это. Уезжая устраивать их будущее, Питер должен был знать, что она остается в безопасном месте, с друзьями, а не с чужими людьми. А Дженис, в свою очередь, знала, что не может ехать с ним: нельзя рисковать ребенком, который мог быть уже зачат, нельзя рисковать Бетси. Надо держаться за то малое, что у нее есть.

Но впервые все эти доводы разума показались ей такими же тонкими и призрачными, как бумажная луна, нарисованная Эви для одной своей детской книжки. А настоящая луна смотрела сейчас на них в окно беседки. Они шли, взявшись за руки и сплетя пальцы, по двору, залитому тусклым светом этого небесного круга, понимая, что уже слишком поздно что-то менять, но сердца их молили о другом решении.

Оба до этого жили в одиночестве и умели во всем полагаться только на себя. Приближался дом, полный света и голосов, и волшебное очарование ночи постепенно исчезло. Они снова стали каждый сам по себе. То, что соединило их в беседке, было слишком ново, чтобы противостоять надвигающейся разлуке.

Питер пошел в дом взять чемодан и попрощаться. Дженис осталась в тени веранды, не желая расставаться со сказочной ночью. К счастью, Питер вышел к ней один. Он легко поцеловал ее в висок, не осмелившись на большее.

— Я дам тебе телеграмму в конце августа, Дженни, обещаю. Дольше мне не выдержать.

«Это он сейчас так говорит, но кто знает, что будет в конце августа?» — подумала Дженис, поправила ему галстук, разгладила рукав сюртука и нежно оттолкнула. Они не обменялись словами любви. Он мужчина, а она его жена. Когда придет время, Питер позовет ее — просто потому, что она принадлежит ему. Было бы глупо думать, что позовет ее по какой-то другой причине, и не важно, что произошло между ними сегодня ночью. Сегодняшняя ночь была счастливой случайностью, порывом страсти. Дженис никогда ее не забудет, но надо быть реалисткой.