– Я-то не ведьма! Я-то дух, – с ядовитой вкрадчивостью сообщила старуха. При этом голос ее менялся, пропадало стариковское шамканье, и уже совсем звонкий девчоночий голосок закончил. – Это ты – ведьма! Албасы! – На месте старухи стояла невысокого роста девчонка…

Проклятье! Аякчан аж дернулась, взбрыкнув ногой с висящим на ней Донгаром. На девчонке была та самая моднячая короткая горностаевая парка! А из-под стильной шапочки, расшитой раковинами-каури, спускались толстые золотисто-медные косы. Дух там она или не дух, а это ж от зависти лопнуть можно – голубые волосы все-таки у многих бывают, но такого роскошного цвета Аякчан в жизни не видала!

– Албаса-колбаса, на веревочке оса! – дразнясь, пропела девчонка. – И есть все ж таки человек, против которого тебе не устоять! – задорно скаля белые ровные зубки, засмеялась она. – Лови! – И в сторону Аякчан полетело что-то маленькое, круглое.

– Что это? – Аякчан невольно подставила руки…

– Там его увидишь! – угасающим эхом прошелестел голос Калтащ, и медленно, словно пролитое в воду масло, золотокосая девчонка исчезла.

– Слыхала? Ты – албасы! Должна делать, что я тебе велю! А ну-ка, подними меня обратно! – завопил Донгар.

Аякчан задумчиво поглядела на дрыгающего ногами над пустотой мальчишку. Нагнулась и, крепко ухватив его за плечи, с неожиданной для самой себя силой вздернула наверх, на уровень своих глаз.

– Вот так-то правильней будет! – удовлетворенно заявил Донгар. – От своей судьбы не уйдешь, и есть все ж таки человек, перед которым тебе не устоять! – самодовольно повторил он слова Калтащ.

– Только с чего ты решил, что это – ты? – притягивая его к самому лицу, прошипела Аякчан.

– Что ты дела… – испуганно завопил шаман.

Длинные когти располосовали парку на груди у мальчишки. Коленка Аякчан с силой врезалась во что-то мягкое. Их завертело, перевернуло, Аякчан мгновенно оказалась верхом на мальчишке, и тут же ее кулачки обрушились ему на голову. Сцепившись, они сорвались с небес и со страшным свистом понеслись вниз. Ею владело только одно желание: убить, уничтожить, растерзать проклятого Черного, осмелившегося предъявить на нее свои права! Жаль, что нет Огня, но она справится и так! Кувыркаясь в пустоте, Аякчан вцепилась в волосы мальчишки, яростно рванула… Ее черные кривые когти метнулись к открывшейся беззащитной шее. И тут же она почувствовала, как некая сила отдирает ее от шамана. Отчаянно завизжала, словно прихлопнутая крышкой сундука летучая мышь… и, пролетев через всю кузницу, больно приложилась спиной о наковальню.

– Ты что делаешь? – хрипло дышащий Хакмар встал над ней, глядя сузившимися от ярости глазами.

– Ничего особенного. – Аякчан попыталась вскочить с той же легкостью, с какой двигалась в том, сером туманном мире над Великой рекой. Не получилось. В спину будто длинную иглу вонзили. Девочка зашипела, скорчившись от боли… и увидела поднимающегося с пола Донгара в растерзанной парке. Она заорала и рванула к шаману, хищно протянув скрюченные пальцы – вместо грозных когтей на них были всего лишь обломанные и безобразно не ухоженные ногти! Это все он виноват!

Держась за располосованное в кровь лицо, шаман метнулся за спину кузнецу:

– Она пыталась меня убить!

– И я еще не закончила! – взвыла Аякчан, пытаясь проскочить мимо Хакмара и достать прячущегося у него за спиной шамана. Донгар истошно завопил и заметался на месте, судорожно прикрываясь Хакмаром, как щитом:

– Ты моя верхняя албасы! Я камлал – ты пришла! Помогать должна, а ты меня бить принялась!

– Я пришла? Ты меня заставил! – завизжала Аякчан, подпрыгивая, чтобы дотянуться до прячущегося Донгара поверх Хакмарова плеча. – Ты на мне ездил, как… – она задохнулась от невероятного, оглушительного бешенства, – как на оленихе какой! Ты… ты на меня уселся, гад! Словно на лавку! А теперь чуть что не так – наказывать будешь, точно свою веревку? Или пороть, как того лунга в лесу? Потому что я тебе небесная жена? Значит – вроде вещи? Захотел – попользовался, захотел – поломал, захотел – выкинул? – Девчонка подняла безнадежно-ненавидящий взгляд и тихо добавила: – Я не дух. И не вещь. Я – человек. И никто – слышите, никто! – не заставит меня делать то, чего я не хочу! А вы… Да я вас… Да я с вами больше… – Позорные слезы, слезы слабости, такие же жалкие и никчемные, какие проливала ее избитая мать, подступили к горлу – и, едва не сорвав полог на дверях кузницы, Аякчан кинулась на двор.

За болтающимся пологом Донгар растерянно пробормотал:

– Чего она так-то? Она ж девчонка! Значит, если по обычаю – не так чтоб совсем и человек! И вообще, если она жена – хоть земная, хоть небесная! – должна делать, чего муж велел! Правда, наша-то еще и жрица. – В голосе Донгара зазвучало сомнение.

– А мама твоя – тоже, выходит, не совсем человек? – зло откликнулся Хакмар. – Ты от березового дупла на свет народился?

– Мама у меня – самая лучшая! – глухо отозвался Донгар. – И если кто про нее дурное слово скажет – даже ты, Хакмар! – я того…

– А ты не задумывался, что раз мама – человек, так и девчонки – тоже люди? – перебил его Хакмар.

В кузнице повисло потрясенное молчание – похоже, шаман переваривал совершенно новую, поражающую оригинальностью идею.

– У нас в горах совсем другой обычай к девчонкам относиться! Правда… – теперь уже в голосе кузнеца зазвучали мучительные сомнения, – наша-то – еще и жрица!

Подслушивающая у полога Аякчан завизжала от ярости и, захлебываясь слезами, кинулась прочь со двора. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – ударами проклятого шаманского бубна отдавалось в голове. – Ненавижу обоих!» Ориентируясь по пылающим в небесах Огням на Храмовых башнях, она бежала по полутемным улицам – к центру. В Храм, сейчас же! И плевать на будущее, на карьеру, главное – избавиться от проклятых мальчишек! Она пойдет к первой попавшейся жрице – и потребует отряд Храмовых стражей! И будет хохотать, да, хохотать и плясать от радости, когда связанных кузнеца и шамана под улюлюканье толпы поволокут в Храмовые подвалы! Вот там они могут сидеть и обсуждать – человек она или нет!

Улочка, в которую она забежала, выглядела побогаче кузнечной слободы, и даже на тротуарах кое-где виднелись следы песочной присыпки – Аякчан приближалась к центру. За поворотом послышалось бряканье металла и слаженный топот ног. Кажется, сама Огненноглазая одобрила ее намерения – в улочку торопливым шагом вступал отряд Храмовой стражи с копьями наперевес, будто в бой собрались. Радостно вскрикнув, Аякчан ринулась навстречу.

– Вы мне нужны! – едва не напоровшись на выставленные копья, Аякчан подскочила к командиру… и вдруг остановилась, рассматривая его с пристальным недобрым вниманием. Ну надо же! В обшитой железными пластинами синей куртке Храмового десятника перед ней стоял тот самый, похожий на щипаного цыпленка тщедушный стражник, что так нелестно высказался на ее счет у городских ворот! Странно, она думала, он из городской стражи, таких мелких полудурков при Храме не держат. Хотя – какая разница? Так даже лучше – вот она сейчас поглядит, как у него рожа вытянется, когда он поймет, кого вороватой прислужницей обозвал! И, гордо откинув голову, она властно скомандовала: – Пойдемте со мной, немедленно!