Чудеса!..

Что значит – вырвать Гесса из рук англичан? Как это понимать? Устроить засаду на пути тюремной машины? Или собрать лучших боевиков из спецотрядов НКГБ и попытаться штурмом захватить дворец правосудия в Нюрнберге? А может, тюрьму Шпандау?..

Антимоний на них не хватало! Хотелось крепко выразиться по поводу головокружения от успехов, которое как тлетворная зараза охватила руководство страны».

« …пафос погасила фраза, когда‑то вскользь брошенная Петробычем – нам еще придется столкнуться с союзниками в оценке этой авантюры».

« …Можно как угодно относиться к Сталину, но он умел заглядывать в будущее. Этого у него не отнимешь. Это может подтвердить его отношение к факту обнаружения трупа Гитлера. Он так до конца и не поверил, будто бы судьба главного военного преступника была решена в какой‑то вонючей яме возле рейхсканцелярии. На возражения Молотова Петробыч ответил бесхитростно – «Вячеслав, зачем спешить? Пусть наши союзники на Западе спешат, суетятся, выискивают доводы за и против. В случае, если они обнаружат, что Гитлер или похожий на него двойник жив, или, что еще хуже, начнут разыгрывать эту карту, мы предъявим факты. Кто в таком случае будет в выигрыше?»* (сноска: В первый же день Потсдамской конференции Сталин в беседе с президентом Трумэном и государственным секретарем Бирнсом заявил, что, по его мнению, «Гитлер жив и скрывается в Испании или Аргентине», чем поверг своих собеседников в изумление. Как свидетельствует английский историк Ф. Содерн–младший, «было похоже, что Сталин решил сохранить Гитлера живым…», хотя к тому моменту все данные об обнаружении трупа Гитлера и результаты судебно–медицинской экспертизы лежали у вождя на столе. Историк Л. А. Безыменский аргументировано объясняет позицию Сталина тем, что жив Гитлер или нет, ему, в общем‑то, было все равно. Но в качестве жупела для запугивания европейского общественного мнения перспективой возрождения фашизма «подпольный Гитлер» был весьма ценным экспонатом. Возможность возвращения Гитлера – пусть гипотетическая и отдаленная – могла серьезно повлиять на политическую ситуацию во многих европейских странах. Другие исследователи утверждают, в материалах, представленных поисковиками СМЕРШ и другими независимыми экспертами, вождя что‑то явно насторожило и он решил повременить с официальным признанием. В любом случае Сталин решил не выпускать из своих рук этот пропагандистский козырный туз.)»

« …Работая над планом операции «Ответный ход», я исходил из того, что задание похитить Гесса возникло не на пустом месте. Петробыч никогда не позволял себе непродуманные решения Эту завиральную идейку он, по–видимому, тоже досконально продумал, тем более что на размышления у него было почти два года. Следовательно, в запасе у Сталина есть что‑то такое, что поможет выполнить задание. Эта вера в вождя была неистребима, тем более, что в его задумке таился глубокий смысл. Добейся мы результата, и наша страна получила бы возможность вырвать из рук У. Черчилля инициативу в начавшейся самой страшной и тихой войне, о которой с нескрываемой тревогой говорил Федотов».

« …Мне не надо было объяснять, как старшие товарищи поступили бы с Гессом. Сценарий напрашивался самый безыскусный – заявление в прессе, в котором наци номер три публично озвучил бы устную договоренность, которой он добился в Англии в 1941 году. Тем самым двуличная позиция англичан в этом вопросе стала бы не только мировой сенсацией, но и фактом истории. Затем широкая пресс–конференция, на которой Гесс раскрыл бы подробности тайного сговора…

Это была бы бомба почище атомной. После такого заявления на кого бы мировая общественность повесила ярлык «поджигателей войны»? Еще важнее другое – успех операции «Ответный ход» значительно сузил бы возможности новоявленных «защитников демократии» нанести превентивный ядерный удар по СССР, а они уже к концу 1946 года подготовили такие планы.

Это были веские аргументы, приятель.

Очень веские!..

Если бы не одно «но», дружище.

Это задание нельзя было выполнить. Похитить Гесса невозможно. Для меня это было ясно как день, особенно в той части, которая касалась «близнецов».

«Надеюсь, соавтор, мне не нужно объяснять, почему после указания Петробыча выздоровление Закруткина приобрело характер государственного, с отчетливым зловещим оттенком для исполнителей, задания. Сводки о здоровье Первого ежедневно ложились на стол Меркулова, а затем и Абакумову, сменившего Всеволода Николаевича на посту министра МГБ. К Первому прикрепили лучших врачей, те в свою очередь, перекладывая ответственность друг на друга, собирали консилиум за консилиумом. Оживились и поиски Шееля, а также всех прочих персонажей.

Что касается Магдалены–Алисы фон Майендорф, у нас на Лубянке не нашли ничего лучше, как пойти по старому проверенному пути – фрау Магди арестовали и поместили во внутреннюю тюрьму».

« …Каюсь, соавтор, я тоже приложил руку к этому непростому решению».

« …на первом же допросе Магдалена–Алиса фон Майендорф сразу поинтересовалась в чем ее обвиняют, затем потребовала адвоката.

Я попросил разрешения закурить, потом долго молчал, пускал дымок, но все эти ухищрения успеха не имели. Магди вела себя как чистокровная арийка – в истерику не впадала, слезу не пускала, – сидела и помалкивала.

Ожидала ответа.

Помню, я тогда испытал сожаление – как же мы проглядели ее, почему раньше не завербовали? – и тут же на ходу изменил сценарий допроса.

— Простите, – спросил я по–немецки, – можно я буду называть вас Магди? Я хотел бы поговорить с вами о делах, важных для нас обоих.

— О Согласии, например, – ехидно поинтересовалась женщина. – Не считайте меня дурочкой! Я знаю цену всем вашим уловкам.

— Насчет согласия это вас Алекс просветил?

— Если вы тот сотрудник, который принудил Алекса шпионить для красных, я отвечу – да.

— Магди, я тот самый сотрудник. Меня зовут Трущев Николай Михайлович. Понятно, о вас я знаю больше, чем вы обо мне, но это не должно помешать нам найти согласие.

— Сомневаюсь.

— И правильно делаете. Давайте начну я, а вы при желании продолжите.

Она повторила вопрос.

— Как насчет адвоката? Или при рассмотрении вопросов, связанных с государственными тайнами, вы привыкли обходиться без юристов? Если я тут же не уверую в марксизм–ленинизм, меня поставят к стенке? Как Крайзе?..

— Можно и так сказать, но проблема не в адвокате и не в марксизме–ленинизме. Хочу сразу внести ясность, вы не арестованы. Вы изолированы, и никто не имел в виду стеснять вашу свободу. Кроме того, от имени руководства я выражаю вам благодарность за помощь, какую вы оказали моей стране в борьбе с нашим самым злейшим врагом. Вас представили к правительственной награде.

— Давайте без наград. Я уже не та простушка, которую можно обвести вокруг пальца с помощью наград, детских воспоминаний или верности долгу. Если я не арестована, значит, я свободна?