– Конни, – снова взмолился Смайли, но этого явно недоставало, чтобы ее остановить, да, пожалуй, и ничто бы уже не удержало ее.

– Сначала, – сказала она, – маленький Отто в поисках Рыжего Борова обошел различные франко-советские общества дружбы, в которых, как известно, бывал Киров. – Этот бедняга Отто, должно быть, раз пятнадцать смотрел «Броненосец „Потемкин“, но Рыжего Борова так ни разу и не увидел.

Прошел слух, что Киров стал проявлять серьезный интерес к эмигрантам и даже изображал из себя человека, тайно им сочувствующего: он спрашивал, не может ли он, несмотря на свою скромную должность, чем-то помочь их семьям в Советском Союзе. С помощью Владимира Лейпциг пытался пересечься с Кировым, но ему снова не повезло. И тут Киров начал разъезжать – разъезжать повсюду, дорогой мой, стал настоящим Летучим Голландцем, так что Конни и ее ребята стали подумывать, что он вовсе не оперативник, а какой-то административный работник Московского Центра, к примеру, бухгалтер-аудитор группы Западно-европейских резидентур, куда входит Бонн, Мадрид, Стокгольм, Вена, с центром в Париже.

– Работавшим на Карлу или на основную организацию? – тихо уточнил Смайли.

– Шепоток пускает тот, кто посмелее, – ответила Конни, но, на ее взгляд, это был Карла. – Несмотря на то, что Пудин уже находился на месте. Несмотря на то, что Киров – дурак и не солдат, работать он мог только на Карлу, – сказала Конни, прихотливо опровергая собственное утверждение. – Если бы Киров приезжал в резидентуры, его бы там принимали и он бы жил у известных нам офицеров разведки. А он жил под своей крышей и общался только со своими коллегами по торговым представительствам, – выложила она.

– В конечном счете выручила авиация, – сделала вывод Конни. – Маленький Отто дождался, пока Киров взял билет на самолет в Вену, удостоверился, что он летит один, взял билет на тот же рейс, и они снова оказались в деле.

Обычная ловушка по всем правилам – вот на что мы рассчитывали, – пропела Конни очень громко. – Спалить его по-старомодному. Крупный оперативник посмеялся бы, но не братец Киров, особенно будучи у Карлы на обеспечении. Фотографии, запечатлевшие запретные шалости, и угрозы – вот что мы задумали. А разобравшись с ним и выяснив его задания, и всех его мерзких дружков, и откуда такая свобода, мы либо перекупим его и побудим перейти на нашу сторону, либо бросим назад в пруд – в зависимости от того, что от него останется!

На этом она умолкла. Открыла рот, закрыла, перевела дух, протянула Смайли свой стакан.

– Дорогой мой, плесните старухе еще, только скорее, договорились? Хвороба одолела Конни. Нет, не надо. Стойте.

На секунду Смайли роковым образом растерялся.

– Джордж?

– Конни, я здесь! Что происходит?

Он подскочил к ней, но недостаточно быстро. Он увидел, как спазм обезобразил ее лицо, изуродованные руки взлетели, а глаза сощурились словно от отвращения, как если бы у нее на глазах произошла жуткая катастрофа.

– Хилс, быстро! – выкрикнула она. – Вот те на!

Смайли обхватил ее и почувствовал, как руки ее обвились вокруг его шеи, крепко прижав к себе. Холодная, дрожащая, но не от холода – от страха. Он все еще обнимал ее, вдыхая запах виски, медицинского талька и старой женщины, пытаясь согреть и утешить. Он вдруг почувствовал соленый вкус ее слез, и тут она его оттолкнула. Он нашел ее сумку, открыл, как она просила, и выскочил на веранду за Хилари. Она выбежала из темноты, сжав кулаки, работая локтями и бедрами, что всегда вызывает смех мужчин. Она, смущенно улыбаясь, промчалась мимо, а он остался на веранде – ночной холод пощипывал щеки, и он смотрел на клубившиеся дождевые облака и на ели, посеребренные встающей луной. Собаки теперь лишь слегка повизгивали, и только грачи резко, предостерегающе вскрикивали. «Уезжай, – приказал он себе. – Сматывайся отсюда. Беги». Его машина стояла всего в какой-нибудь сотне футов, дорога уже подернулась ледком. Смайли представил, как садится в машину и едет вверх по склону, через посадки и дальше, чтобы никогда больше не возвращаться. Но он заведомо знал, что не сможет так поступить.

– Она хочет, чтобы вы вернулись, Джордж, – сурово произнесла с порога Хилари непререкаемым тоном человека, ухаживающего за умирающим.

Но когда он вернулся в комнату, все было в полном порядке.

Все было в полном порядке. Конни сидела в своей качалке, напудренная и строгая, и, стоило ему войти, посмотрела на него в упор, как и в тот момент, когда он только что появился. Хилари успокоила ее, Хилари помогла ей протрезветь и теперь, стоя позади нее, большими пальцами осторожно массировала ей шею.

– Припадок смертельного страха, мой дорогой, – пояснила Конни. – Лекарь прописал валиум, а старая дура предпочитает горячительное. Вы уж не упоминайте про это в отчете Солу Эндерби, хорошо, душа моя?

– Нет, конечно нет.

– А когда вы будете писать отчет, мой хороший?

– Скоро, – брякнул Смайли.

– Сегодня вечером, когда вернетесь домой?

– Все будет зависеть от того, что я смогу рассказать.

– А вы знаете, Джордж, Кон все это уже передала наверх. Старая дура изложила дело во всем объеме. Очень подробно. Очень обстоятельно – для разнообразия. Но вы этого материала не видели. – Смайли молчал. – Отчет потерян. Уничтожен. Съеден червяками. Вы просто не успели. М-да. А ведь вы чертовски хорошо управляетесь с бумагами. Выше, Хилс, – приказала она, не отводя сверкающих глаз от лица Смайли. – Выше, милочка. В том месте, где позвонки соприкасаются с железами.

Смайли плюхнулся на старый диванчик.

– В свое время я любила эти двойные игры, – мечтательно призналась Конни, перекатывая голову под ласкающими пальцами Хилари. – Верно, Хилс? Вся человеческая жизнь вырисовывалась перед тобой. Теперь с таким уже не сталкиваешься, правда? После того, как отыгрался. – Она повернулась к Смайли. – Хотите, чтобы я продолжила, дорогуша? – спросила она тоном проститутки с Ист-Энда.

– Если можно, изложите все вкратце, – попросил Смайли. – А если нет...

– На чем мы остановились? Да, знаю. Рыжий Боров летит на самолете. Направляется в Вену, своих мальчиков на побегушках он оставил наслаждаться пивом. Поднимает он глаза, и кто же перед ним немым укором. Дорогой его старый дружок двадцатипятилетней давности, маленький Отто, стоит и улыбается. Как почувствовал себя при этом братец Киров, урожденный Курский, задаемся мы вопросом при условии, что он вообще способен что-то чувствовать. «Отто знает, – мелькает в голове Кирова, – что это я предал его и засадил в ГУЛАГ?» И что же Киров делает?

– Что он делает? – переспрашивает Смайли, не принимая ее ерничания.

– Он решает, дорогуша, разыграть дружелюбие. Верно, Хилс? Со словами: «Слава Богу!» – свистнул, чтоб подали икру. – Она что-то шепнула, и Хилари пригнулась, чтобы лучше услышать, затем хихикнула. – «Шампанского!» – требует он. И шампанское, ей-Богу, появляется, и Рыжий Боров платит за него, и они пьют, а потом вместе едут на такси в город и даже быстренько выпивают по рюмашке в кафе, прежде чем Рыжий Боров отправляется по своим темным делишкам. Киров любит Отто, – настаивала Конни. – Он обожает его, верно, Хилс? Настоящая парочка ошалевших психов, совсем как мы. Отто одержим сексом, Отто забавный, Отто компанейский и ненавязчивый, и легкий на подъем, и... словом, все, чем Рыжий Боров никогда не станет даже через тысячу лет! Почему на пятом этаже всегда считали, что людьми двигает только одно?