Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ХХ век подорвал монополию сложившейся до этого экономической модели. К тому времени капитализм претерпел существенные изменения. Во-первых, тем, что вначале в СССР, а затем в ряде других стран возникла альтернативная капитализму модель социалистического планового хозяйства. Во-вторых, возникла альтернативная как laissez faire, так и централизованному планированию модель кейнсианского регулирования экономики с «государством всеобщего благосостояния», что ознаменовало новую перемену. Капитализм превратился из однотипного в разнотипный. Тем не менее, экономический анализ оставался в пределах дихотомии «капитализм-социализм», т. е. сопоставления достоинств и недостатков двух социально-экономических систем.
Однако с уходом социалистической системы с мировой арены ситуация круто изменилась. Прежняя дихотомия утратила смысл. Крах социализма либерализм воспринял как свою победу. С легкой руки американского философа Фукуямы праздник был назван «концом истории» в смысле окончательной победы капитализма над коммунизмом. Но недолго музыка играла. Еще до того, как сгущавшиеся уже тогда тучи на небе разразились мировым финансово-экономическим кризисом, путем соединения идей Маркса и Кейнса с национальной спецификой дала о себе знать альтернативная классическому капитализму модель планово-рыночной экономики. Вставшие на путь развития по этой модели Китай, Вьетнам, Индия и Бразилия, как будет показано ниже, сегодня показывают наиболее высокие темпы экономического роста и тем демонстрируют превосходство как над авторитарной моделью советского социализма, так и над моделью традиционного капитализма.
Более того, сходные с планово-рыночной моделью экономики возникли еще до того, как упомянутые выше страны заявили о себе как о носителях альтернативного пути развития. Прежняя однородность капиталистического мира, о котором Маркс писал, что «страна промышленно более развитая показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего» (К. Маркс и Ф. Энгельс, соч. т. 23, с. 9), обернулась иначе. Экспансия капитала путем захвата источников сырья и рынков сбыта товаров в ХХ веке создала новую ситуацию. Чем больше доставалось одной стране, тем меньше оставалось на долю другой. Поэтому развитые страны не тащили за собой отсталые, как полагали раньше, а стали превращать их в подчиненную им периферию. В результате прежняя однородность сменилась глубокой разнородностью. Развитые страны не могли сохранить доступ к мировым ресурсам иначе как путем торможения индустриального прогресса неразвитых стран, а потому реальностью конца XIX и начала ХХ века стал раскол мира на центр мирового капитализма и его периферию.
Все бы ничего, но с возникновением в свое время мировой системы социализма периферия капитализма стала объектом идейного и политического воздействия двух социально-экономических систем. Большинство стран, входивших в систему социализма, таким путем стали преодолевать свою отсталость и тем приобрели колоссальную притягательную силу в глазах отстававших стран, составлявших тогда так называемый «третий мир». В этом страны центра не без оснований усмотрели угрозу своему мировому господству. И они открыли холодную войну против стран социализма, исход которой во многом зависел от выбора стран «третьего мира», пойдут они по пути социализма или капитализма.
Непременным условием успеха в этой войне стало привлечение на свою сторону сторонников из числа стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, способных стать на пути распространения коммунизма после победы китайской революции в 1949 году. Выбор пал на верные Западу режимы Японии, Южной Кореи, Тайваня, Сингапура, которым было позволено то, о чем другие не могли мечтать. Страны центра, в особенности США, оказали им беспрецедентную помощь в обеспечении их экономического роста и благосостояния в целях их превращения в преграду коммунистического влияния в регионе и мире. Ввиду такого особого назначения этих стран достигнутый ими прогресс получил название «развития по приглашению» (development by invitation). Но вот что интересно. Получив известный карт-бланш для своего развития, как мы покажем, эти страны не стали копировать западную модель развития, а внедрили у себя капитализм с такой национальной спецификой, которая во многом оказалась отличной от западной, зато близкой к планово-рыночной модели. Более того, во второй половине ХХ века даже верная традиционному капитализму континентальная Европа явила миру, как мы покажем ниже, отличную от англо-американской социал-демократическую модель экономики.
К сожалению, в этом калейдоскопе большого разнообразия постсоветские государства оказались в положении слепцов, способных только копировать англо-американскую либеральную модель без учета собственной специфики. Бездумное подражательство вместо осмысленного восприятия западной культуры приобрело характер национального бедствия. В свое время русские большевики пошли на социалистическую революцию в расчете на то, что она будет поддержана европейской революцией и что по пути прогресса Россия пойдет вместе с европейским пролетариатом, с помощью которого она преодолеет свою отсталость и сравняется с развитыми странами. Но этот расчет не оправдался. Интернациональный долг европейского пролетариата по поддержке русской революции не оказался той реальностью, на которую рассчитывали большевики, и помощь к нам не пришла. Пришлось в одиночестве двигаться по историческому бездорожью. Тем не менее удалось вырваться на траекторию такого роста, по которой мы достигли небывалых высот в своей истории.
С той же слепотой и надеждой, что «Запад нам поможет», постсоветские государства начали рыночные реформы. Но ожидавшаяся помощь опять не пришла. Вместо этого нам предложили рекомендации по превращению промышленно развитой страны в угодную Западу отсталую периферию. Если в советское время мы все-таки нашли свой путь и достигли определенного успеха, то теперь нам ничего подобного не светит. Показанные во второй главе результаты нашего развития говорят об этом с полной определенностью. Мы превратились в такой сырьевой придаток других стран, которому приток валютных доходов приносит мало пользы. В своей значительной части они не вкладываются в отечественную экономику, а вывозятся за рубеж. Кроме того, они маскируют отсутствие роста валового продукта за счет реального сектора. Ввиду роста цен на энергоносители показатель физического объема продукции подменяется ее стоимостным (ценовым) выражением, и это создает обманчивую видимость благополучия, которого в действительности нет.
Принимая видимость за реальность, мы не учитываем надвигающиеся на нас угрозы. Возникновение у нас олигархического капитализма сопровождалось такой криминализацией общества, которая вместе с его социальной поляризацией содержит потенциал величайшей угрозы. В то время как одни прибрали к рукам бразды правления и источники наживы, другие впали в нищету, бесправие и отчаяние. Наивно думать, что накапливающийся при этом взрывоопасный материал вечно будет оставаться в бездействии. Рано или поздно он взорвется, и это будет иметь непредсказуемые последствия.
Не менее тревожными являются внешние угрозы. Современная Россия – это уже не прежний СССР, который мог им противостоять. Прежняя угроза со стороны империалистического Запада приняла форму цивилизационного и геополитического давления с разных сторон. Обкорнанная и ослабленная, но еще обладающая громадной территорией, колоссальными природными ресурсами и разношерстным населением, Россия остается манящим объектом завистливых вожделений трех различных мировых цивилизаций: западной, исламской и китайской. Эти угрозы России широко обсуждаются в зарубежной литературе. У нас же об этом предпочитают помалкивать. Между тем расширение НАТО до прямого прикосновения к российским границам, поддержка исламом сепаратистских движений в Средней Азии, на Кавказе и в волжской сердцевине России являются ничем не прикрытым давлением на Россию с неизвестными последствиями. Что касается китайской угрозы, то ввиду осторожности и мудрости китайского руководства сегодня ее нет. Но никто не знает, что будет завтра. В силе всегда заложена логика экспансии, и набирающий колоссальные силы Китай с его более чем миллиардным населением рано или поздно потянется к обезлюженным и приходящим в упадок районам Сибири и Дальнего Востока.