Следствием этого рапорта явилось то, что некоторые из подразделений, которые уже успели покинуть свои посты, были в срочном порядке возвращены назад. Но, увы, это удалось сделать далеко не в полном объеме, в результате чего надежно блокировать пути отхода из леса не получилось. Уже на следующий день спешно прибывшая в расположение охранной роты спецкоманда, ведя на поводке собак, углубилась в лес. Лагерь красноармейцев был обнаружен ближе к ночи. Он был пуст, никого из людей в нем не оказалось. Судя по всему, противник покинул его приблизительно два дня назад. Ввиду наступления темноты организовать преследование сразу оказалось невозможно. А утром, пройдя по хорошо видимым следам около километра, спецкоманда уперлась в ручей. И здесь следы исчезли. Красноармейцы наверняка двинулись дальше по руслу, но вот в каком именно направлении, оставалось только гадать. Еще день. Прибывший из Киева гауптман, руководивший поисками, рвал и метал, насылая на головы нерадивых подчиненных громы и молнии. Ввиду давности следа собаки мало чем могли помочь в данной ситуации.

Но, тем не менее, специалисты, прибывшие на поиски, оказались людьми грамотными. После упорных поисков следы противника обнаружить удалось и даже более того – по ним прошли до того места, где они выводили на дорогу. А на дороге имелся мост. На нём дежурили часовые, которые никаких признаков присутствия посторонних за прошедшее время не видели.

Но эти посторонние все-таки там были, точенее – бывали. В кустах удалось обнаружить следы присутствия людей, а один из солдат нашел потерянную кем-то из преследуемых обойму с патронами от винтовки. Следы на земле были оставлены сапогами, в которых обычно ходили бойцы Красной армии. Получалось, что противник, воспользовавшись сменой постов на мосту, каким-то образом ухитрился его перейти, после чего и скрылся в неизвестном направлении.

Под руку прибывшему гауптману лучше было не подворачиваться – зол он был чрезвычайно! Появившись на мосту, он недвусмысленно намекнул лейтенанту, который командовал спецгруппой, о последствиях лично для него в случае, если команда не сумеет обнаружить бежавших.

– Имейте в виду, мой друг, – гауптман похлопал перчатками по ладони левой руки, – эта операция находится под пристальным вниманием вышестоящего руководства. Не скрою, мне в данном случае тоже придется весьма несладко. Так что вы можете вполне отчетливо представить себе последствия собственной нерасторопности. Уж если и вышестоящих офицеров не минует чаша сия, то вместо вас отдуваться уже некому. А с другой стороны, вполне можете себе представить масштабы благодарности, которая может последовать в случае успешного выполнения вашего задания. Надеюсь, я достаточно доходчиво все объясняю?

– Яволь, герр гауптман! – вытянулся лейтенант. – Я приложу все усилия, чтобы выполнить задание в кратчайший срок и с максимальной эффективностью.

Лейтенант Обердорф не кривил душой. Несмотря на то, что противник имел неслабую фору по времени, присутствовали обстоятельства, которые в данной ситуации работали на преследователей. Дорог в данной местности было вполне достаточно, почти все населенные пункты были заняты различными подразделениями тыловых войск или непосредственно воинскими частями. Практически на всех перекрестках были выставлены посты. Да и, кроме того, солдаты спецгруппы были далеко не новичками в своем деле. Здесь присутствовали грамотные и опытные специалисты, которые умели по мельчайшим признакам определить, сколько человек и в каком именно направлении прошло по данной тропочке. Они не были какими-то кудесниками и не обладали звериным чутьем. Нет, это были обычные люди, просто очень хорошо умеющие выполнять свою работу. Спецкоманда уже поработала в генерал-губернаторстве, выколупывая из лесных убежищ разрозненных польских повстанцев. Приходилось ловить и английских пилотов, которые выбрасывались с парашютами из подбитых бомбардировщиков. Да и много еще других, не менее интересных дел выпадало на долю этого подразделения. Так что у лейтенанта были все основания ответить гауптману утвердительно.

Разложив перед собой карту, Обердорф попытался прикинуть себе маршрут, по которому будет отходить противник. Вопрос первый: какая цель стоит перед уходящими русскими? Ответ был совершенно очевиден: выйти на соединение со своими войсками. Соответственно, для этой цели русские, скорее всего, выберут кратчайший маршрут. Сомнительно, чтобы отряд свернул куда-нибудь вглубь леса. Это только уменьшало скорость передвижения, сделав выход к своим крайне сложным, если не вовсе невозможным. Фронт тоже на месте не стоял, и бежавшие красноармейцы имели все шансы вообще до него не добраться.

Вопрос второй: как они пойдут? Дороги исключаются. Практически на всех путях возможного отхода либо уже стоят посты, либо происходит постоянное движение воинских колонн. А уходящая группа помимо крайней малочисленности еще и не слишком хорошо вооружена. Автомат у капитана видели, а прочие бойцы вооружены винтовками. Еще в разговоре с Голохоленко сам Ракутин на это и посетовал: мол, пришлось пулемет бросить. Значит, двигаться они станут преимущественно в темное время суток, и, исходя из этого, быстрым такое передвижение назвать нельзя.

Есть, разумеется, и вариант отхода к линии фронта исключительно по лесу. Самый неприятный с точки зрения лейтенанта, но в то же время и самый продолжительный. Да и чего греха таить: лес – не поле, ходить по нему не так чтобы и легко, а в отряде у капитана присутствует, с его же слов, как минимум еще один раненый боец. И тащить его по лесу – тоже занятие не самое приятное.

Часа через два Обердорф распрямил затекшую спину и удовлетворенно хмыкнул. В общих чертах маршрут отхода группы Ракутина ему был теперь понятен. Разумеется, следовало учитывать всевозможные превратности войны, случайности и вероятные несостыковки, но даже и в этом случае у спецкоманды имелись серьезные шансы перехватить противника раньше, нежели тот дойдет до линии фронта. Да и, кроме того, не следовало забывать про собак, которые могли оказать в этом деле очень и очень неслабую помощь. Сомнительно, чтобы уходящий противник смог предпринять нечто совсем уж невероятное, дабы выключить из игры еще и этот козырь. Пройдет еще денек-другой, и весь тот выигрыш во времени, который уже успела обеспечить себе группа капитана, будет совершенно компенсирован невозможностью передвижения в светлое время суток. А стало быть, уже на третий-четвертый день спецгруппа плотно сядет противнику на хвост. Вот тогда мы сыграем совсем в другие игры. Обердорф был уже в курсе того, какую уловку использовал его противник, дабы обеспечить себе беспрепятственный выход из блокированного лесного массива. Лейтенант знал, что уходящий от него командир отряда противника является, как говорят русские, секретоносителем. И то, что он пожертвовал двумя бойцами, чтобы отвлечь на них внимание своих врагов, было совершенно оправданным действием в данной обстановке. Лейтенант и сам бы поступил аналогичным образом, окажись он в подобном положении. Он не мог не отдать должное способностям своего противника. Насколько было известно, весь отряд капитана состоял из недавних пленных. Насколько же надо быть жестким и авторитетным командиром, чтобы, не моргнув глазом, отправить на верную смерть двух бойцов. И они мало того, что никоим образом этому не воспротивились, но и дрались буквально до последнего. Откровенно говоря, Обердорф был совсем не уверен в том, что кто-либо из его бойцов, попади он в подобную ситуацию, подорвется на собственной гранате, лишь бы не попасть в плен к врагу. Ведь эти бойцы уже один раз сдались в плен, подняли руки, признавая несокрушимую мощь германского оружия. Что же такое надо было сделать с ними за столь короткий промежуток времени, чтобы они поменяли свою точку зрения на противоположную? И ведь это не единственный случай! Сначала один из них сдается в плен, ценой своей жизни обеспечив захват автотранспорта и снаряжения, потом еще двое сознательно лезут прямо в настороженный капкан, убеждая своих врагов в том, что те полностью контролируют ситуацию. И ведь они четко и недвусмысленно должны были понимать, что выхода никакого у них нет. И скорее всего, понимали. Но, тем не менее, пошли.