— Поняла.

— Выйдешь и пойдешь в противоположном направлении, смешаешься с толпой. Пистолет не забудь выбросить по дороге.

— У меня нет пистолета. — Настя, подумав об этом, внезапно ощутила слабую надежду — в самом деле, из чего же она будет стрелять, если у нее нет пистолета?

— Пистолет у тебя будет, — отрезал Власов и принялся снова повторять все то, что Настя, кажется, уже усвоила.

Послезавтра в одиннадцать часов она должна будет находиться возле окна в одной из квартир жилого дома, расположенного напротив здания бывшей зерновой биржи. Там будет проходить какая-то конференция, которая как раз к одиннадцати часам должна будет закончиться. Опознав человека по фотографии, Настя должна будет сделать всего лишь один выстрел. Смертельный. А потом сразу же выйти из квартиры, захлопнув дверь, выбросить пистолет в мусорный бак и пойти своей дорогой. Вот и все.

— Все будет нормально, — успокаивал Власов, — никто не успеет сообразить, в чем дело, и потом… С твоей внешностью ты вне всяких подозрений. Курочка-ряба!

Дрожащими пальцами Настя взяла из рук Власова пистолет. Совершенно обычный, так сильно похожий на множество своих игрушечных собратьев, бесчисленное количество которых лежало в Никиткином ящике. Она вспомнила серьезное лицо сына, когда он, выглядывая из-за угла, хмурил брови, направлял на Настю или на Игоря дуло пистолета, кричал: «Паф! Паф! Ура, папа, ты убит!» — и улетал в комнату, звонко смеясь…

— Пистолет с глушителем, — пояснил Власов, — так что не бойся…

И вдруг — Настя вздрогнула от этой внезапно созревшей у нее в голове мысли: ведь сейчас она может все изменить — стоит только нажать на курок, и все… Задумчиво повертев пистолет в руках, она перевела взгляд на Георгия Петровича. Тот молча курил, как-то слишком часто стряхивая пепел прямо на пол. Всего лишь один выстрел — ей все равно придется это сделать, так какая разница, в кого стрелять? Так просто — взять и нажать на курок…

За прошедшие несколько секунд у нее в голове промелькнула тысяча мыслей. Она успела несколько раз поменять свое решение, и все же наконец остановилась на одном. Если уж стрелять — так стрелять в этого подонка, который превратил ее жизнь в ад, который вынуждает ее стать убийцей!

Настя покрепче сжала пистолет в руке, ощупала пальцами холодную сталь и наконец зафиксировала их на курке. И в этот момент — Власов словно читал ее мысли! — он повернулся к ней лицом и произнес, словно в пустоту:

— Пистолет не заряжен. Вот патроны, возьми.

Настя почувствовала, что последние силы покидают ее.

— Отвезите меня домой, Георгий Петрович. Я все поняла. Только скажите — а если я не попаду?

Власов нахмурил брови:

— То есть — что это значит? Это исключено, девочка моя. Я нанимаю профессионального стрелка совсем не для того, чтобы ты промазала. Я нанимаю тебя для того, чтобы ты попала.

— Но ведь я же человек! — запротестовала Настя. — Живой человек, а не машина! Любой человек может ошибиться…

— Ты — не можешь. Ты не человек, а снайпер, моя дорогая. Ни о какой ошибке не может быть и речи. На, возьми.

Он протянул ей узкий конверт, и она сначала не поняла, что это такое.

— Там фотографии. В фас, в профиль, в полный рост, портрет… Ты же должна знать, в кого стреляешь. Или я не прав?

Настя протянула руку — бумага жгла пальцы, как будто это были тлеющие угли… Хотя, конечно же, все это ей просто показалось. Она не стала раскрывать конверт в присутствии Власова — психологически это было для нее слишком сложно. Наверное, именно этот момент и будет самым страшным — тот момент, когда она вскроет конверт и впервые посмотрит в глаза человека, которого через несколько часов ей предстоит лишить жизни. Убить — собственной рукой, ради того, чтобы спасти жизнь своего сына.

Машина медленно двигалась по дороге. Настя, спрятав конверт в карман полушубка, молча смотрела в окно — мелкие колючие снежинки бились в окно, словно мельчайшие осколки хрусталя, рассыпавшиеся где-то на небе. Совсем как в тот день, когда она познакомилась с Олегом…

— Ну все, моя дорогая, приехали.

Власов постоянно называл Настю то «моя дорогая», то «моя девочка», и это бесило ее едва ли не больше всего. Черт бы побрал эту его искусственную учтивость!

Перед тем как покинуть салоп автомобиля, Настя выкурила еще одну сигарету и в последний раз повторила Власову весь сценарий своих действий. Она говорила, как заведенная механическая игрушка — без чувств и без эмоций, абсолютно ровным, ничего не выражающим голосом.

— Даже не думай о милиции, — сухо и коротко бросил Власов, когда она выходила из салона.

— Я и не думаю, — ответила Настя, закрывая дверцу.

— Послушай, Настя!

Как оказалось, их разговор еще не окончен. Настя, подавляя растущее раздражение, обернулась:

— Да?

— А ты, кажется, любовника себе завела…

— Не ваше дело! — отрезала она. — Вы что, за мной следите?

Власов как-то странно усмехнулся и проговорил:

— Зачем мне за тобой следить, глупая?

Последнее слово все же осталось за ним. Настя облегченно вздохнула, услышав, как скрипнули тормоза. Машина развернулась и уехала в противоположном направлении.

К своему дому Насте пришлось идти по скользкому обледенелому спуску. Каждый шаг давался ей с трудом. Она никак не могла взять себя в руки.

«Что я скажу Олегу? — думала Настя, ощущая в кармане ненавистную и страшную тяжесть. — Как посмотрю ему в глаза? Сегодня, завтра… А потом? Что будет потом? Смогу ли я с этим жить?»

Конечно же, она не могла этого знать. Но чувствовала, что, начиная с этой минуты, ее жизнь должна полностью измениться. Той, прежней, Насти, больше не было. Жизнь разделилась на две половины — образовавшаяся трещина постепенно расползалась, и вот произошел надлом. Что ждет теперь ее в этой новой жизни? Будет ли в ней хоть капля радости, счастья, любви?

Насте не хотелось об этом думать. Ей вообще не хотелось думать ни о чем. Если бы только можно было блокировать участок памяти, хранящий в себе информацию о прошлом! Тогда все было бы гораздо проще, тогда она могла бы не помнить о том, о чем ей предстояло теперь помнить всю жизнь. Тогда можно было бы начать все сначала, опять став прежней Настей, снова полюбить Олега, снова научиться радоваться и смеяться. А теперь… Самым ужасным в этой ситуации для Насти казалось то, что она пи с кем не может поделиться своим несчастьем. Она не боялась, что ее станут осуждать — к примеру, Наташа или тот же Сергей Сергеевич, возможно, даже Олег — все они смогут понять ее, войти в ее положение и почувствовать, насколько оно безвыходно. Но ведь никто и ничем не сможет ей на-мочь! Она даже промахнуться не имеет права!

Сотни раз прокручивая в голове свой разговор с Власовым, она снова и снова вспоминала тот момент, когда чуть было не решилась его убить. Но он оказался предусмотрительнее, чем она думала. Неужели Власов мог предвидеть то, что у нее возникнет это желание? А ведь в том случае, если бы пистолет был заряжен, сейчас уже все могло бы быть по-другому…