Карла оказалась женщиной беспримерного влияния: она за сутки устроила мне пропуск на почти неприступную съемочную площадку, где царил один из самых крупных режиссеров мира. Посреди ночи, на крыше дома в центре Манхэттена, я наблюдала любовную сцену между людьми, которые не могли жить порознь, не могли жить вместе и вернулись на место своего первого поцелуя, чтобы расстаться навсегда.

— Дубль двадцать шесть, — сказал усталый паренек с хлопушкой.

— И-и-и… мотор! — радостно выкрикнула помощник режиссера, словно в попытке вдохнуть жизнь в актеров, но после следующих пяти дублей даже для меня стало очевидно, что дело не идет.

Партнерша, Фелисити Мэннерс, знаменитая статусом супруги знаменитого режиссера, дубль за дублем демонстрировала бесцветную игру.

— Перерыв, — произнес рядом со мной негромкий голос, и помощник режиссера повторила это слово во всеуслышание.

Обернувшись к обладателю негромкого голоса, я оказалась лицом к лицу с супругом Фелисити Мэннерс. Я была сражена, но сражена не его звездностью, поскольку в отличие от половины западного мира, наизусть цитировавшей реплики из его работ, сама я ни одного фильма не видела. У Режиссера были короткие темные с проседью волосы, серые миндалевидные глаза и капля на носу, которую он вытер желтым в крапинку носовым платком.

— Больше никаких ночных съемок. Вечно насморк хватаю, — сказал он, чихнул и поднял воротник пальто.

Помощница принесла три дымящиеся парком чашки, и я пила чай, стоя между Винченцо и Режиссером под колючими взглядами прочих действующих лиц, мучимых ревностью придворных у трона монарха. Режиссер тем не менее был склонен пообщаться и увел меня из-под обстрела пытливых глаз к лестничной площадке, где мы грели руки на древней батарее.

— Я привел сюда жену на первое свидание. Предупредил, что пойдем куда-нибудь, где тихо и холодно. Она решила, что речь о морге. Говорят, вы студентка? Профессора, должно быть, прохода не дают?

— Мой любимый профессор — гей, а кино и философию ведут люди женатые и серьезные.

— Бросьте вы свой университет. Я вас буду учить, если хотите. Приходите, смотрите, как мы работаем.

Что я с тех пор и делала каждую неделю, и его команда постепенно привыкла видеть во мне часть декораций на съемках Режиссера.

Мужчина крупный и импозантный, Режиссер физически довлел над всеми вокруг, но при его природной сдержанности в отношениях с ним несложно было оставаться на формально-любезной ноте. К несчастью, в этом далеко не была уверена мисс Мэннерс, которая всегда сомневалась (как мне стало известно позднее) в моих чисто кинематографических мотивах. Она вынесла мое присутствие на съемках одного фильма, но я объявилась на площадке следующего — и ее терпение лопнуло. Я долго оставалась в неведении, что вся команда Режиссера, затаив дыхание, ждала момента, когда мисс Мэннерс наконец взорвется.

* * *

Сестричка моя дорогая,

Поздравляю с избавлением от Техаса — нефтяное семейство, судя по твоим рассказам, нагоняет скуку не хуже техасских пейзажей. Вот тебе очередное доказательство, что деньги — еще не все. Но боюсь, тебе будет не хватать их частного самолета! Жаль, очень жаль, что у тебя не выходит прилететь в Нью-Йорк. Я могла бы и догадаться, что ты не доберешься дальше Лос-Анджелеса. Еще бы, английские экономки нарасхват. Твои новые хозяева, похоже, люди интересные. Говоришь, он связан с кино? Рискованный бизнес, доложу я тебе…

Мисс Мэннерс сегодня устроила мне разнос на площадке. Я этого никак не ждала, ведь Режиссер ясно дал понять, что мне всегда рады. Я пришла, как обычно, посмотреть на работу Режиссера. Мисс Мэннерс готовилась к съемкам крупным планом. В этой сцене она беседует с психотерапевтом по телефону (аппарат инкрустирован бриллиантами), сидя в пенной ванне. Поэтому вся толпа (включая меня) набилась в ванную роскошной квартиры на Парк-авеню. Как ванная, конечно, комната громадная, но как съемочная площадка тесновата. Винченцо обеспечил самое выгодное освещение, визажисты из кожи вон лезли, нянчась с мисс Мэннерс, а ее муж, пока героиню готовили, предложил мне взглянуть в камеру. Только я к видоискателю глазом приникла — слышу шепот Режиссера: «Не могу сосредоточиться на работе. Впервые со мной такое. Цвета вашей одежды… и вы сами… все просится в мой новый фильм».

Он так говорил, будто я и впрямь его муза. Очень странно, я-то была в старой серой юбке, зеленой водолазке и черных ботинках, а его жена во всем блеске своей красоты, полуобнаженная, в кружевном халатике. Вообще-то ей было чем мысли занять — сцена ведь с длинным диалогом, но она на нашу волну настроилась и решила, что самое время объявить свой выход. Завизжала на всю Парк-авеню: «Уберите эту с моих глаз долой! И дверь заприте!»

Теперь я ни ногой на съемочную площадку, когда она снимается. Лучше буду в монтажной сидеть. Мне нравится учиться монтировать фильм. Бывает, Режиссер интересуется моим мнением, но чаще я просто смотрю, а разговариваем мы позже, возвращаясь пешком со съемок. Он женат, я это знаю. Да и человек довольно странный — можно сказать, великан, который или шепчет, или ревет, но он мне по-настоящему нравится.

Наши беседы во время прогулок, если честно, немного рискованны, и не только потому, что меня к нему тянет. Вчера он сказал, что пора уже определяться, кем я хочу быть — сценаристом, режиссером или актрисой. Я пробормотала: «Наверное, актрисой». Сама понимаешь, как-то неловко признаваться в таких планах не кому-нибудь, а всемирно известному кинорежиссеру. А сам он без обиняков заявил, что с ролью для меня проблем не будет. Кто знает, вдруг я попаду уже в следующий его фильм? Его советы неоценимы. Например, он предупредил не переступать границ. Так и сказал: «Никогда не заходите дальше этого». И рукой поводил от себя ко мне: мол, только общение, не более того. Сегодня утром мне позвонила его секретарша, дала номер телефона преподавателя актерского мастерства. Занятия еженедельно, любой может прийти. Я напишу, как все будет.

Люблю, целую, дорогая наша мисс Калифорния.

* * *

Я не сразу нашла нужный дом на Сорок второй улице — слишком много там было серых домов без номеров, — поэтому на занятии по актерскому мастерству появилась с десятиминутным опозданием. И едва не сбежала, услышав утробные стоны из-за двери. Только желание доказать Режиссеру серьезность моих намерений относительно профессии помогло мне войти в класс. Десятка два человек, каждый за отдельным столом, либо беседовали сами с собой, либо стенали, мотая головой, причем многие с насквозь фальшивым пылом. Выглядело все это сценой из «Полета над гнездом кукушки», словно все присутствующие, и я в том числе, сошли с ума. Женщина лет пятидесяти пяти, в нейлоновом костюме и босоножках, наблюдала за классом сквозь стекла очков в толстой черной оправе, не догадываясь о том, что сбоку от нее молодой человек стягивает штаны.

— Частный момент, — сообщила она, заметив мои выпученные глаза.

Молодой человек, уже абсолютно голый, если не считать ковбойских ботинок, запел колыбельную, раскачиваясь из стороны в сторону. От изумления я чуть не расхохоталась, но тут преподаватель рявкнула: