В действительности же у Муравьева нет не только решения, но даже и постановки национального вопроса. Когда он пишет: «Русскими признаются все коренные жители России», слово «русский» здесь является антонимом слову «иностранец», чей статус особо оговаривается в Конституции. Что же касается национальных меньшинств, проживающих в России, то, называя их «русскими», Муравьев прежде всего уравнивает их в правах с основной частью населения империи. С его точки зрения, это бесспорное повышение их статуса, а не одна из форм насилия над ними. Из подданных русского царя они превращаются в граждан России. Возможность каких-то коллизий на этой почве Муравьев явно не предусматривал. Иначе трудно объяснить ту непоследовательность федерализма, которая отразилась в его Конституции. Сводить это к слепому копированию идей де Сталь и Констана ни в коем случае нельзя. Муравьев был слишком хорошо для этого образован и имел весьма широкий выбор базовых идей для своей работы. Федерализм нужен ему лишь как гарантия прав и свобод отдельной личности. В этом он расходился и с Рылеевым, который мыслил национальными категориями, и с Пестелем, который мыслил категориями государственными.

Пестель, явно учитывая опыт гражданской войны во Франции во время революции и апеллируя к национальному опыту феодальной раздробленности, увидел в федерализме Муравьева реальную угрозу сепаратизма. «Стоит только вспомнить, – читаем в “Русской правде”, – из каких разнородных частей сие огромное Государство составлено. Области его не только различными Учреждениями управляются, не только различными Гражданскими Законами судятся, но совсем различные языки говорят, совсем различныя Веры исповедуют, жители оных различныя произхождения имеют, к различным Державам некогда принадлежали; и потому ежели сию разнородность еще более усилить чрез федеративное образование Государства, то легко предвидеть можно, что сие разнородныя Области скоро от Коренной России тогда отложатся, и она скоро потеряет тогда не только свое Могущество, Величие и Силу, но даже, может быть, и бытие свое между большими и Главными Государствами. Она тогда снова испытает все Бедствия и весь неизъяснимый вред нанесенныя Древной России Удельною Системою, которая также не что иное была, как род федеративного Устройства Государства»[506].

Национальный вопрос Пестель решал довольно просто. В многонациональной России сталкиваются интересы государства и входящих в него народов. Все народы «желают всегда для себя Независимости и отдельного политического существования». Отсюда происходит право народности, то есть стремление каждого народа создать свое государство. С другой стороны, каждое государство обладает правом благоудобства, которое предполагает создание «границ крепких местным положением и сильных естественными оплотами». Право благоудобства больших государств часто препятствует осуществлению права народности малых. Народы, которые не в силах обеспечить собственное право народности, по мнению Пестеля, должны «непременно состоять под властью или Покровительством которого-либо из больших соседственных Государств». Таким образом, малые народы обречены находиться в подчинении у больших. Пестель считает, что «лутче и полезнее будет для них самих, когда они соединятся духом и обществом с большим Государством и совершенно сольют свою Народность с народностью Господствующего Народа, составляя с ним только один Народ»[507](VII, 121–122).

В этом положении Пестеля заключены две мысли. Во-первых, право народности может осуществляться лишь совместно с правом благоудобства. Во-вторых, народы, не имеющие права благоудобства, не могут иметь свою культуру, так как у них нет и не может быть собственной народности. С другой стороны, большое государство, включив в себя малые народы, дает им свою народность вместе с правом благоудобства.

Единственный народ, находящийся в составе Российской империи, который может пользоваться правом народности, – это поляки, так как Польша «пользовалась <…> в течение многих Веков совершенною Политическою Независимостию и составляла Самостоятельное Государство»[508]. Все остальные народы подпадают лишь под право благоудобства. Пестель подробно рассматривает положения и особенности малочисленных народов и намечает наиболее «кроткие средства» для их русификации. Его «Русская правда» содержит впечатляющую картину полнейшего бесправия и убожества угнетенных народов. Например, о финском народе, населяющем российские губернии, говорится, «что хотя оный по наружности и совершенно слит с остальною Россиею в Политическом отношении, но не менее того в существе своем от оной чрезвычайно различествует главнейше, потому что мало обращено было внимания на действительное Положение сих маленьких Народов и от того они под тягостным угнетением местных начальников находятся и продолжают коснеть в Нищете и Невежестве»[509]. О латышах сказано, что «находятся они в состоянии гораздо менее благоденственном, нежели сами Крестьяне Русские, несмотря на мнимую вольность, им дарованную»[510]. Кочующие народы, с точки зрения Пестеля, «суть люди полудикие, а некоторые даже и совсем дикие, Люди, не знающие собственной своей пользы, в невежестве и уничижении обретающиеся»[511]. Н. М. Муравьев отказал кочующим народам в правах гражданства, предоставив естественной эволюции довершить дело восхождения этих народов на ступень гражданского бытия. Пестель же, напротив, предлагает систему срочных мер, способных моментально совершить эту эволюцию и превратить дикарей в граждан. Для этого необходимо, во-первых, выделить каждому кочующему племени земельное пространство, учитывая климат, а также плодородие и общее разделение земель. Во-вторых, посылать к ним миссионеров, «которые бы кротостью и убеждением мало-помалу нещастные сии народы просветили и успокоили». В-третьих, создавать на каждом земельном участке склады и магазины для нужд народа. В качестве четвертой, дополнительной, меры Пестель предлагает переселение, «могущее с пользою иногда по обстоятельствам предпринято быть»[512].

Среди мер, намеченных Пестелем для решения национального вопроса, есть такие, которые в силу своего гигантского масштаба, в случае попытки их реализации, могли бы определить дальнейший ход русской и мировой истории на много десятилетий или столетий вперед. Это два проекта гигантского переселения народов. Первый из них касается Кавказа: «1.) Решительно покорить все Народы живущие и все Земли, лежащие к северу от Границы, имеющей быть протянутою между Россиею и Персиею, а равно и Турциею; в том числе и Приморскую часть, ныне Турции принадлежащую. 2.) Разделить все сии Кавказские Народы на два разряда: Мирные и Буйные. Первых оставить на их жилищах дать им российское Правление и Устройство, а Вторых Силою переселить во внутренность России, раздробив их малыми количествами по всем русским Волостям и 3.) Завезти в Кавказской Земле Русския селения и сим русским переселенцам роздать все Земли, отнятые у прежних буйных жителей, дабы сим способом изгладить на Кавказе даже все признаки прежних (то есть теперешних) его обитателей и обратить сей Край в спокойную и благоустроенную область Русскую»[513]. Можно вообразить людские потоки, направляемые с Кавказа и на Кавказ, а также те чувства, которые обуревали бы при этом мигрирующих!