Всюду новые хорошие лавки, некоторые в два этажа, тесно застроена вся эта кривая торговая улица. А было тут поле тины и щепья, поваленных деревьев и кучи золы и углей.

– Сизов, а Сизов... Петруха... – тихо сказал Маслов. – Разве ты ее не узнал?

– Что? – вздрогнув, спросил Петр.

– Кажись, она смотрела.

– Какая? – опешил Сизов.

– Как гулять, так тебя стало, а тут не узнал?

– Значит, зачем-то из деревни в город приехала. Не тебя ли искать? – молвил Васька.

«Неужели она?» – подумал Сизов. Насмешки товарищей походили на правду. Оглядываться нельзя, да теперь она уже скрылась. Японки скромные, зря глаза не пялят. Откуда она взялась? На самом деле – из окна смотрела девица, похожая на Фуми, с которой Петр встречался в деревне Миасима. Но ведь японки, как иногда кажется, все друг на друга походят. Сколько раз Сизову казалось, что идет или смотрит она. Какие-то мелькнут! С ними заранее ничего не узнаешь. Чей же это дом богатый?

– Ты дурак все же... – сказал Васька.

– Ты сам дурак.

Прошли мост, улицу, опять женщины выглядывали из верхних окон. Одна из них из большого рукава помахала маленькой рукой Сибирцеву, и он подумал: «У моих матросов по всей Японии, кажется, есть знакомые...»

Дома богатых людей отделены канавами в камне от гостиниц и от заведений, которые идут по другой стороне канала. Еще дальше роскошные парки у храмов и на кладбищах, которые тянутся наизволок к горам. На каждый храм приходится, напротив него и пониже к реке, два-три как бы покровительствуемых заезжих дома.

Посьет рассказывал офицерам, что тут очень сложные отношения между хозяевами храмов и прочим населением, что до Осипа Антоновича, между прочим, дошел слух, как около Хэда и Симода появились беглые монахи секты Ничирен, известные якобы наклонностью к изуверствам. Будто правительство разогнало сборище их при каком-то храме, и, видимо, начнется уголовное расследование деятельности секты. Погибла родственница одного из знатных князей, отставленная любовница какого-то важного лица в правительстве, брошенная в тюрьму этой секты при храме, и за всем этим ощущается та борьба партий, что идет сейчас в Японии. Разбежавшиеся из разоренного пристанища монахи якобы ищут повода загладить вину и доказать верность правительству, хотя бы в угоду реакционным личностям. Могут быть совершены нападения.

– Ухо надо держать востро! – заключил Константин Николаевич. – Хотя все может оказаться выдумкой для устрашения.

Опять вышли на берег, теперь уже ближе к пароходу, там, где река выходила в бухту и с ней крутыми скалами протянулась сопка – мыс правого берега. На картах-рисунках этот мыс изображен похожим на сидящего на корточках японца. Если Воин охранял Лежащую Женщину за изгибающейся рекой и городом, то каменная гора с парковым лесом по маленьким склонам караулила вход в город и в Японию. Все охранялось, всюду символы таинственности и воинственного духа, оберегающего покорную любовь и цветущие, плодородные низины.

Спустились на отмель, к самой кромке, до пены, которую, откатываясь, оставляла волна. Подошли полицейские и знакомый переводчик Мисима Тацуноске. Он стал уговаривать Посьета не встречаться с американцами.

Японцы растянулись цепью. Посьет шагнул вперед. Переводчик забежал с другой стороны и, стоя в воде, сказал, что просит уйти всех с берега. Откуда-то подошла лодка с солдатами под зонтиками. Они вышли на отмель и вместе с полицейскими образовали одну цепь.

– Пожалуйста, через мой труп! – сказал переводчик, расставляя руки.

Офицеры в плащах и матросы в куртках смотрели на «Поухатан». Во весь темный борт, заштрихованный дождем, корабль протянулся через бухту до острова, памятного офицерам. Там был близкий, цивилизованный мир, который для всех уже почти погиб вместе с «Дианой». Видны внушительная труба и громадина поворотного орудия на палубе, как символы этой цивилизации.

– Сигналь! – велел Посьет.

Маслов поднял флажки.

– Совершенно не разрешается вам идти на американский корабль! – подбежал второй переводчик.

Это явился приятель Эйноскэ.

– Кто не разрешает? – спросил Посьет.

– Не разрешает губернатор. Он не просто чин, а чин-дай, то есть большой чин.

– Чин-дай? Симода бугё? Губернатор Симода? Он не разрешает? – не растерялся Посьет.

Секунды шли очень быстро.

– Исава? – назвал он губернатора по имени. – Исава Мимасака но ками? – назвал он его же по имени с прибавлением титула. Пока Маслов сигналил: – И-чин? Но И-чин дурак, не понимает сути дела! Хотя и большой чин! Когда я уже поехал на американский корабль, посылает людей остановить меня? Когда иностранцы встречают иностранцев, какое до этого дело большому чину?

Приятель Эйноскэ пытался объяснить.

– Чин чина почитает! – сказал он по-русски. Пословицу он выучил, слово «чин» у ро-эбису и у японцев, так же как слово «баба», имеет, как полагал переводчик, почти совершенно одинаковое значение. Как и слово «атаман». Атама – голова. То же, что атаман.

– Посьет-чин... Посьет-чин... очень прошу...

– Найдутся еще дураки, не только И-чин, – ответил Посьет.

На мачте американского корабля стали подыматься ответные сигналы шарами. Означало: «Вижу!» И сразу же: «Ждите! Посылаем шлюпку немедленно!»

Посьет перевел вслух.

– Держитесь, ребята! – сказал Сибирцев своим матросам. – На задор не поддавайтесь.

– Не пинай его. Твой шурин, – сказал Маслов товарищу.

– Я ему покажу шурина, – отвечал Сизов.

На «Поухатане» послышался крик в трубу и свисток. Американцы на шкентелях прыгали в шлюпку прямо с борта. Слышно было, как запели блоки и тали, полез с палубы вверх и потом стал спускаться на воду еще один баркас.

Не зря Евфимий Васильевич все эти годы заставлял изучать американский флот, их устав, знакомиться офицерам и матросам с их людьми. Уже в тридцатых годах американцы, флот которых до того ничем не был примечателен и не принимался никем всерьез, вдруг удивили мир, построив бронированные пароходы – батареи, переплывавшие океан. У государя нашего флот отстал. Николай сам это понимал. Но, видно, держал в голове задачу, что когда-то флот надо совершенно обновить. С года воцарения и до сих пор этому мешало что-то. В свое время царь серьезно отнесся к визиту американского корабля в Петербург и, пригласив к себе тогда еще молодого капитана Метью Перри и офицеров, долго и с интересом расспрашивал о новинках в американском флоте. Но, видно, давили на правительство дела сухопутные и политические! Только Невельской довел до конца замысел Петра Великого и дал стране океаны. Так полагал Сибирцев, он не знал еще, что сейчас произойдет на отмели в Симода.

Когда-то во всем мире слыхали про американский флот лишь по описаниям морских сражений на Великих Озерах в годы войны за независимость, про их жалкие корыта, построенные малограмотными квакерами. Но времена менялись.