Но, уважаемый читатель, настоящий охотник за старинными тайнами, разумеется, не может удовлетвориться ответом отрицательным. Его основная задача — довести всякое дело или легенду до логического конца, имея на руках даже такие сомнительные исходные предпосылки. И по статусу своему, и по роду деятельности он непременно обязан выяснить правду и установить скрытую в пучине веков истину. А поиск истины в данном случае заключался в том, чтобы вначале теоретически вычислить одно или несколько мест, где могли быть закопаны бочонки, а затем с помощью приборов электронной разведки установить наличие под землей солидной массы цветного металла. Это как программа максимум. Для начала нужно было пройти те же районы пешком без какого-либо оборудования и удостовериться в том, что клад вблизи Красного если и был спрятан Ковалевским, то, возможно, уже вынут кем-то ранее.

С чего же следовало начать разгадывать данную головоломку? А начать следовало с повторного изучения докладной записки Ковалевского. Хотя мы с моим научным консультантом прекрасно понимали, что поляк во время допросов лгал налево и направо, но тем не менее при изучении документов создавалось такое ощущение, что масштаб его лжи был ограничен изначально. На каком-то этапе, в каком-то крохотном эпизоде он все же говорил правду. Но весь ужас заключался в том, что крохотный кусочек правды он огласил только Петрашкевичу, причем на том этапе, когда их доверительные отношения только-только завязывались и о полной откровенности не могло быть и речи. Иными словами, Ковалевский мог сообщить своему новоявленному компаньону только самые общие сведения о месте будущих раскопок. Он, как человек довольно осторожный, мог сообщить тому только самые туманные сведения касательно их совместных работ. Его речь могла звучать примерно так:

"Пойдем (поедем) мы с тобой вскоре на одну речку и таи, вблизи от моста есть земляной нал. Вот недалеко от него и зарыто золото".

Такая постановка вопроса вполне имеет право на жизнь. Ведь именно эти предварительные приметы Игнатий Петрашкевич и сообщил в полицию. И все дальнейшие поиски и так называемые раскопки 1820 г. тоже велись на какой-то речке, вблизи какого-то моста. Присутствовала там и насыпь. То ли она вела к мосту, то ли действительно была частью некого защитного сооружения, было неясно. Но зато было предельно ясно, что бочонки были спрятаны именно около какой-то реки. От этой, уже озвученной Петрашкевичу версии наш основной свидетель, скорее всего, отойти уже не мог. Поведи он чиновничью комиссию в чистое поле или ближайший лес, как тут же его недавний "компаньон" мгновенно уличил бы его во лжи. Ковалевский просто обязан был играть свою рискованную тру таким образом, чтобы не вызвать у сопровождающих его лиц ни малейшего подозрения в преднамеренной неискренности.

По трезвому разумению только его данные о том, что клад был действительно зарыт недалеко от переправы через какую-то реку, и можно было считать единственно надежной путеводной ниточкой в нашем расследовании. А дальше следовало расстелить на столе каргу Смоленской области 1812 г. и, начиная от самого г. Красного, медленно двигаться по направлению к Смоленску. При этом движении не следовало упускать ни малейшей речки, ни ручейка, мимо которого проходил, отступая из Москвы, конный польский корпус князя Понятовского.

Первой на этом пути нам встречается речка (нет, скорее ручеек) Мерейка, которая течет буквально в ста метрах от ближайшей городской улицы. Далее, в 2,5 км восточнее городских окраин несет к Днепру свои быстрые воды речка Лосвинка (бывшая Лосмина). Далее река Всшесна и, наконец, Дубрава, текущая у селения Старая Жорновка. Дальше мы не двинемся ни на шаг Потому, что польский корпус (в одной из дивизии которого и служил Ковалевский) вышел на тракт Смоленск — Красный именно там, около Старой Жорновки!

Я бодро выписал все четыре речки в столбик, и именно в этот момент меня неожиданно охватили жестокие сомнения.

— Хитрый полячина, — подумалось мне, — вполне мог повести комиссию в совершенно неверном направлении от города. Да, да! А почему бы и нет? Он вполне мог притворно направиться на восток, на ту же самую Мерейку (чтобы долго не бить ноги), когда на самом деле ему бы следовало идти, а то и ехать на запад!

Посомневавшись не более пяти минут, я вновь пододвинул к себе карту и уверенной рукой внес в список еще четыре реки. Вписал реки Свиную и Добрую, притоки реки Лупы: у деревни Синяки и, для верности, второй — Комаровку. Затем вновь перечитал весь список. Не было ни единой существенной зацепки, которая помогла бы выделить из всех этих речек ту одну, единственную, заветную. Практически возле каждого моста неоднократно происходили крупные заторы французских обозов. Почти в любом подобном месте налетали на них казачьи отряды, поливая возниц свинцом и утаскивая их в плен арканами. К тому же вблизи многих переправ были устроены либо подъездные насыпи, либо мельницы, либо защитные земляные валы, позволяющие избежать наводнений во время весеннего половодья. Чтобы выбрать для подробного электронного обследования один или два наиболее подходящих места, мне следовало безотлагательно выехать в район г. Красного и произвести тщательнейший осмотр всех намеченных целей и полигонов.

Я встал из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на заваленную сугробами улицу. С одной стороны, ехать нужно было прямо сейчас. В таком случае я как бы оказывался на месте господина Ковалевского, который зарывал свои бочонки именно в такую преотвратную погоду. Но, с другой стороны, места старых раскопов можно будет увидеть, только когда сойдет снег, но еще не вырастет трава. Последнее соображение перевесило все прочие доводы, и выезд на полевые работы я наметил на конец апреля. К этому времени (я знал об этом ранее) в Смоленской области уже сходит снег, но маскирующий все подробности травяной покров не успевает вырасти выше 10–12 см.

До выезда в "поля" времени было много, но какой-либо уверенности в правильности выбора направления в поисках у меня не было совершенно. Оставалось какое-то тягостное ощущение незавершенности и слабости выявленных поисковых ориентиров. Гребли, Грабли, Гребешки, — крутилось у меня в голове, — вот тоже мне загадка. Возможно, истинное значение этого слова и не далеко подвинет нас в расследовании, но, во всяком случае, укажет на то место, где проводились поиски в 1820 г. Во всяком случае, можно будет понять, на какой же именно реке производились первоначальные раскопки. Что же оно означало в оригинале? Никаких озарений по этому поводу не приходило, и оставалось только ждать.

Впрочем, ожидание надолго не затянулось. Неожиданный телефонный звонок, прозвучавший поздним вечером 17 марта, разом вывел меня из состояния пассивности.

— Александр Григорьевич, — срывался в трубке голос моего соратника по поисковым вопросам, — свершилось! Теперь я точно знаю, что такое Гребли и какое они имеют отношение к двум бочонкам! Когда встретимся, я Вам все расскажу!

Неделя ожидания встречи пролетела мгновенно. Наконец, раздался долгожданный звонок в дверь. Через несколько минут, когда гость разделся и уселся за стол, я ловко подсунул ему заранее раскрытый на нужной странице атлас Смоленской области.

— Ну, и где же Ваши "гребли-грабли"? — спросил я, едва сдерживая волнение.