В критические дни начала 1933 г. Э. Тельман снова обратился к лидерам СДПГ, а потом и к рядовым членам социалистической партии с призывом создать единый фронт{665}. Но лидеры СДПГ ограничились лишь тем, что призвали рабочих хранить спокойствие и быть готовыми к отпору фашизма, когда наступит для этого время. Спустя месяц — 23 марта, в своем выступлении при открытии рейхстага лидеры СДПГ заявят о сотрудничестве с гитлеровским правительством.

Позиция СДПГ определялась тем, что она изначальна была и оставалась пролиберальной парламентской, националистической партией. Характерно, что социал-демократы получали финансирование от крупнейших немецких концернов, наравне с праворадикальными партиями. Так, концерн Флика в 1932 г. заплатил сторонникам Брюнинга, Папена, демократов и социал-демократов по 100 тыс. марок каждому, Шлейхера — 120 тыс., Гугенберга — 30 тыс., НСДАП — 50 тыс.{666}. Не случайно социал-демократическая полиция Пруссии нередко охраняла демонстрации национал-социалистов и обрушивалась с репрессиями на коммунистов. Радикализм коммунистов для социал-демократов казался большим злом, чем угроза фашизма.

Тогда, может, коммунистам стоило отбросить свой радикализм и ради общего дела присоединиться к социал-демократам? Но что могли предложить социал-демократы? В этом заключался главный вопрос. На него невольно отвечал Ф. Папен: «Социал-демократы были господствующей, или правящей, партией и в рейхе и в Пруссии почти без перерыва в течение одиннадцати лет… но тем не менее оказались совершенно неспособны предложить Германии достойную политику, чтобы противодействовать бедствиям, вызванным удовлетворением репарационных требований[84], и катастрофе, порожденной мировым экономическим кризисом… Когда в 1930 г. ситуация вышла из-под контроля, социалисты отказались принять на себя свою долю ответственности»{667}.

С мыслями Ф. Папена перекликались слова его политического противника, имперского комиссара по трудоустройству в правительстве Шлейхера — Г. Тереке, прозвучавшие в августе 1932 г.: «Если сегодня еще имеются люди, которые считают, что они могут ограничиваться критикой, не выдвигая своей собственной, лучшей программы, это свидетельствует лишь о том, что они не понимают серьезности положения. Время критики и брюзжания на широких митингах миновало. Необходимы практические меры. История оправдает лишь тех, кто нашел в себе мужество действовать, даже если при этом пришлось бы пойти по непроторенной дороге, сулившей вначале немало трудностей и опасностей. Тот, кто полагает, будто бы из нынешнего кризиса можно выйти без риска, очень ошибается»{668}.

Социал-демократы не могли выйти за рамки своих идеологических представлений и своими демагогическими призывами неуклонно толкали страну к банкротству, хаосу и анархии. Они не имели никаких программ для вывода страны из кризиса и поэтому просто не могли предложить никакой базы для объединения и сотрудничества. Они фактически отказались от сотрудничества и с действующим правительством, заняв позицию стороннего критика, расшатывая тем самым основы государства[85].

По мнению И. Феста: «социал-демократы стали пленниками собственных одномерных представлений, самодовольно приукрашенных идеологическими представлениями и недомыслием… В годы после краха «большой коалиции» СДПГ не проявила, пожалуй, ни одной значительной инициативы; теперь[86]она снова собралась было с силами — но только для того, чтобы уничтожить последний малый шанс республики на спасение»{669}. Трагедия состояла в том, что экономическая и политическая обстановка в Германии требовала если не диктатуры, то как минимум решительных действий, по словам представителя партии центра Белля — «прыжка в пропасть»{670}. Социал-демократы на этот раз, по сравнению с 1919 г., пойти на них оказались не готовы[87].

Может быть, именно поэтому для очередной антикоммунистической версии в СДПГ уже не было необходимости. На этот раз не было нужды и в доказательствах, поскольку авторами являлись идеологи холодной войны, а предметом — «непорочная девственность либеральной демократии». Версия, в изложении одного из наиболее известных и рьяных ее приверженцев Дж. Ф. Кеннана, гласила: «Вся деятельность коммунистов была направлена против того, чтобы проводимый в Германии демократический эксперимент увенчался успехом, и они безо всякого зазрения совести обрекли бы его на неудачу при любых обстоятельствах»{671}. О. Ференбах: «Нет никаких сомнений в том, что могильщиками Веймарской Республики были нацисты и коммунисты. Они ни в чем не уступали друг другу. Они принесли на улицы террор, фанатизм, смерть… Экстремисты ожесточенно боролись друг с другом, но, тем не менее, у них был общий враг: либеральная демократия»{672}.

Несколько в диссонанс звучал опять же только голос очевидца событий Ф. Папена: «Организации рабочих и работодателей вели между собой войну, за которую приходилось расплачиваться стране в целом. По одну сторону линии фронта находился доктринерский марксизм, по другую капиталистический индивидуализм, давно уже созревший для реформирования»{673}.